Братья и сестры по оружию.
Азербайджан в годы Великой Отечественной Войны

Май 2003 | Известия

Скоро - 9 мая. Праздник, который для всех нормальных людей во всем бывшем Советском Союзе останется хранимым в сердце и святым. В нашем прошлом были события, которые совершались народом вопреки всем невзгодам. День победы над фашизмом - наша общая победа, всех нас, названных коммунистами советскими людьми. Но от этого мы не стали, наверное, хуже. Сегодня важно, чтобы мы, уже не советские, не стали хуже. По отношению друг к другу. И уважая свое прошлое, строили свое новое будущее без гнева и упреков.

Стоит напомнить:

В Великой Отечественной войне с оружием в руках сражался каждый пятый житель Азербайджана: при населении 3,4 млн человек (1941 г.) на фронт ушли 681 тыс. человек (из них более 10 тыс. - женщины). 250 тыс. воинов-азербайджанцев погибли на полях сражений.

Свыше 400 тыс. азербайджанцев награждены боевыми орденами и медалями, 14 воинов - полные кавалеры ордена Славы, 123 - Герои Советского Союза.

Первым среди азербайджанцев звания Героя удостоился помощник командира взвода 42-го стрелкового полка старший сержант Исрафил Мамедов. Возглавляемая им группа бойцов 3 декабря 1941 г., приняв бой у с. Пустынка под Новгородом, отбила 4 атаки превосходящих сил противника, вступила в рукопашный бой и удержала позицию. Звание присвоено 11 декабря 1941 г.Среди Героев также:

Кафур Мамедов, связной командира роты 323-го отдельного батальона морской пехоты, отличившийся в боях северо-западнее г. Туапсе: лично уничтожил 13 вражеских автоматчиков и 1 миномет с расчетом. Погиб, заслонив собой командира роты. Звание присвоено посмертно 31 марта 1943 г.

Мамед Магеррамов, командир отделения 933-го стрелкового полка (52-я армия, 2-й Украинский фронт): первым в ночь на 2 октября 1943 г. переправился через Днепр у села Крещатик Черкасского р-на и, ведя разведку, добыл ценные сведения. 17 октября вместе с бойцами своего отделения в тылу врага взорвал склад с боеприпасами, подбил танк, автомашину и уничтожил несколько десятков гитлеровцев. (Всего за освобождение Украины звания Герой Советского Союза удостоены более 20 азербайджанцев.)

Герай Асадов, гвардии сержант, стрелок 281-го гвардейского полка (27-я армия, 2-й Украинский фронт), повторивший подвиг Александра Матросова в боях за румынский город Маргита.

Гусейнбала Алиев, летчик, в боях под Ленинградом в одном вылете сбивший два самолета противника, второй - уже будучи смертельно раненным.

В годы войны прославились многие талантливые военачальники и командиры. В их числе дважды Герой Советского Союза, командующий 35-й танковой бригадой, гвардии генерал-майор Ази Асланов, первую Звезду получивший в сражениях за Сталинград.

Из 123 Героев сегодня жив один - Мелик Магеррамов, командир роты 218-го гвардейского полка (61-я армия, Центральный фронт). Живет в Баку, преподает в БГУ.

Так было:

На территории Азербайджана было создано 87 батальонов, 1123 отряда самообороны, были сформированы 77-я, 223-я, 396-я, 402-я и 416-я национальные стрелковые дивизии, с боями прошедшие от предгорьев Кавказа до Прибалтики, Восточной Европы и Берлина. Как пишет маршал Жуков в книге "Воспоминания и размышления", "среди первых ворвавшихся в Берлин с востока была 416-я дивизия: командир - Д.М. Сызранов, начальник политотдела - полковник Р.А. Меджидов".

Исторический факт:

В годы войны Азербайджан был главным поставщиком на фронт нефти и нефтепродуктов (свыше 70% общего объема, производимого в тот период в СССР).

Свидетель истории:

Маршал Советского Союза Георгий Жуков:

"Нефтяники Баку давали фронту и стране столько горючего, сколько нужно было для защиты нашего Отечества, для быстрой победы над врагом".

Малоизвестные факты:

В годы войны в Баку производилось более 130 видов вооружения и боеприпасов.

Из личных сбережений в фонд обороны было передано 15 кг золота, 952 кг серебра, 320 млн рублей. Отправлено на фронт более 1,6 млн единиц необходимых товаров и 125 вагонов теплой одежды. Только Ленинграду до лета 1942 г. бакинские предприятия собрали и отправили 2 вагона икры паюсной, 40 тонн сухофруктов, 12 вагонов томата-пюре и соков, много печеночного экстракта, гематогена, желатина и др. продуктов питания, а также медикаменты и перевязочные средства. Значительная помощь - как продовольствием, так и оборудованием и деньгами - была оказана также Сталинграду, Ставропольскому и Краснодарскому краям. Бакинские предприятия участвовали в восстановлении ДнепроГЭС и порта Азов, других важных объектов.

В годы войны республика была покрыта сетью эвакуационных госпиталей, через которые прошло более 440 тыс. раненых.

Справка "Известий":

В Азербайджане сегодня около 10,5 тыс. ветеранов ВОВ. Они входят в различные организации:

-Азербайджанский республиканский Совет ветеранов ВОВ;

-Бакинский Совет ветеранов войны, труда и ВС;

-Секция ветеранов войны-однополчан Азербайджанской Республики. Региональные отделения республиканского Совета ветеранов существуют во всех городах и районах Азербайджана (наиболее крупные - в Нахичеванской Автономной Республике, в Гяндже).

...да... ты прав...
Вот еще материал, если кому интерестно:
1. Мировая война
В первой половине XX столетия человечество пережило две большие войны: первая в основном развернулась в Европе, хотя потом ее удостоили звания мировой, а вторая была действительно мировой. И в обеих войнах Германия и ее союзники сражались против той же примерно коалиции держав. Обе войны были кровавыми, длительными, и во многих отношениях между ними больше сходства, чем различий.
Относительно того, когда началась первая мировая война, сомнений нет. Еще в начале июля 1914 г. великие европейские державы жили в мире, который длился с 1871 г., а месяц спустя все, кроме Италии, уже воевали. В ходе войны менялись участники, в нес вступили Италия и Соединенные Штаты, вышла из войны Россия. Но для всех было несомненно, что война в широких масштабах началась в августе 1914 г. и почти с тем же размахом продолжалась до ноября 1918 года.
А когда началась вторая мировая война? В силу сложившихся обстоятельств Европа для многих историков — центр мира, и они считают началом войны сентябрь 1939 г., когда Германия напала на Польшу. Но такой ответ не удовлетворит эфиопов или китайцев, для которых война началась раньше. Ответ не удовлетворит и русских и американцев, для которых война началась позже. Во всяком случае война в Европе фактически закончилась в июне 1940 г., когда Германия уже господствовала на всем Европейском континенте к западу от России. Если считать началом войны формальное ее объявление, то вторая мировая началась в апреле 1932 г., когда Мао Цзэдун и Чжу Дэ объявили войну Японии от имени совета провинции Цзянси. (Любопытный исторический факт: Китайская Республика{1} объявила войну Японии лишь после Пёрл-Харбора.) Если же исчисление вести с того времени, когда война уже велась на всех континентах, кроме двух американских, тогда началом ее следует считать 1942 или даже 1944 год. [378]
Мелкие войны постепенно слились в большую войну. Не полностью слились, но настолько, что уже вряд ли возможно стало писать о войне в Европе и Средиземноморье, не упоминая про Дальний Восток, или писать о Дальнем Востоке, не упоминая о Европе и Средиземноморье.
В довоенные годы Англия могла бы, с одной стороны, занять более твердую позицию в отношениях с Германией, если бы не беспокойство насчет Дальнего Востока, и, с другой — пойти на соглашение с Японией на Дальнем Востоке, если бы не нужда в американской помощи — экономической, а затем военной, чтобы сохранить статус великой европейской державы. В 1940 г. захват Франции и Голландии Гитлером заставил японцев повернуть на юг, а в 1941 г. действия японцев в Пёрл-Харборе побудили Гитлера объявить войну Соединенным Штатам. Соответственно американская кампания на Тихом океане в большей мере, чем средиземноморская, задержала высадку союзников на севере Франции.
В период войны соответствующие союзники никогда полностью не объединялись. Хотя Муссолини претенциозно именовал союз с Германией и Японией осью, вокруг которой вращаются европейские дела, он фактически осуществлял самостоятельную кампанию в Средиземноморье, пока не попал в беду; тогда Гитлер вмешался, чтобы выручить своего союзника — диктатора, а не следуя собственной стратегии. Германия и Япония не взаимодействовали вообще. Одна океанская подводная лодка из Японии добралась до Бордо с боеприпасами для Германии — в этом заключалось все их сотрудничество. Участники пакта (Германия, Италия и Япония) даже не придумали для себя общего названия. Противники звали их агрессорами, милитаристами, фашистами — характеристики не отличались меткостью.
С другой стороны, союз между США и Англией никогда не был официально оформлен, хотя между ними сложилось тесное взаимодействие — экономическое и военное. А союз между Советской Россией и Англией носил в сущности лишь формальный характер. На деле Англия осуществляла независимую кампанию против Италии при некоторой поддержке Соединенных Штатов, а США — независимую кампанию против Германии. Эти союзники также не нашли для себя общего названия — просто страны, подписавшие Декларацию Объединенных Наций. Англия и США называли себя демократическими или, проще, англосаксонскими державами. А Советская Россия предпочитала название "миролюбивые народы". Иногда союз трех великих держав (Англии, Советской России, США) называли "Великий альянс", чаще просто — "Большая тройка". [379]
Будущие противники в первой мировой войне заранее предвидели, что решающая битва произойдет на равнинах Фландрии и севере Франции. Так и случилось, хотя для принятия такого решения потребовалось четыре года вместо предполагаемых шести недель. Другие кампании — на Восточном фронте, в Италии, на море и в азиатской части Турции — были второстепенными по сравнению с длительной битвой во Франции. Сходными были и методы ведения войны. Хотя в конце войны танки играли определенную роль, ее исход решали главным образом массы пехотинцев, брошенные в бой друг против друга, почти так же, как при Наполеоне или во времена римлян.
Вторую мировую войну также предвидели, но, по мере того как она развертывалась, неоднократно менялись ее характер и решающий участок боевых действий. Один шведский историк назвал ее "одной из самых гигантских импровизаций в истории, далеко превысившей обычные масштабы". Лишь Британский штаб ВВС планировал заранее свою стратегию, но это обернулось неудачей: королевские воздушные силы оказались неспособными ее осуществить. В остальном все кампании планировались, когда война уже шла. Кто мог предсказать, что решающие бои второй мировой войны будут вестись под Сталинградом, у острова Мидуэй, под Эль-Аламейном и Каном? В равной мере не предвидели, какое оружие сыграет решающую роль. Авианосцы оттеснили на второй план линейные корабли. Массовые бомбежки, от которых ожидали чудес, внесли только второстепенный вклад в победу. А десантные средства и джипы, о которых никто не думал как о военном снаряжении, имели гораздо большее значение. Конечно, танки сыграли свою роль, но немногие предвидели, что с появлением противотанковых орудий пехота будет первой идти в атаку, танки — следовать за ней, а не наоборот. Война завершилась взрывом двух атомных бомб. Вряд ли кто-нибудь полагал до войны, что расщепление атомного ядра получит когда-либо практическое применение.
Природу первой мировой войны определить легко. Это был конфликт между двумя союзами, или блоками, государств — Антанты (Франция, Англия, Россия), с одной стороны, и центральных держав (Австро-Венгрия, Германия)— с другой. Война велась между странами с однотипным социальным строем. Все эти страны были капиталистическими, профсоюзы в них играли второстепенную роль. У всех имелись конституции, хотя Российская конституция была скорее фикцией. И, несмотря на попытки выявить глубокие моральные причины войны — против варварства немцев, за немецкую "культуру", за или против самоопределения наций, — воевали, чтобы взять верх, целью было изменение соотношения сил, а не мировое господство. Если бы победила Германия, последовали бы [380] некоторые территориальные изменения в се пользу и она стала бы сильнее, чем прежде. Сложилось так, что были произведены территориальные изменения не в ее пользу, хотя по существу она не была ослаблена. Расчленение империи Габсбургов и Оттоманской, большевистская революция в России, создание Лиги Наций — все это следствия войны, а не предшествовавшие или сопутствовавшие ей причины.
Историки до сих пор спорят о причинах первой мировой войны и ясных ответов не находят. Кто ее планировал? Была ли она вообще запланирована? Или, как сказал Ллойд Джордж, европейские страны "впутались в войну"? Что касается второй мировой войны, то приводит в замешательство множество ее причин. В период между двумя войнами наиболее очевидными были разногласия между победителями и побежденными или, конкретно, между Францией и Германией, при этом Англия и (до последнего мирного года) Италия неохотно следовали за Францией. Почти все немцы полагали, что в 1919 г. с их страной поступили несправедливо. И ожидали, что, когда Германия примет "Четырнадцать пунктов"{2} и станет демократической республикой, о войне позабудут и произойдет взаимное признание прав. Ей пришлось платить репарации; ее принудительно разоружили; часть территории она потеряла, в других частях находились войска союзников. Почти вся Германия стремилась избавиться от Версальского договора, и немногие видели разницу между аннулированием этого договора и восстановлением той господствующей роли, какую Германия играла в Европе до своего поражения.
Обиду испытывала не одна Германия. Венгрия тоже была недовольна мирным урегулированием, хотя ее недовольство мало что значило. Италия, будучи вроде бы в числе победителей, вышла из войны почти с пустыми руками — так ей по крайней мере казалось; итальянский диктатор Муссолини, бывший социалист, называл ее пролетарской страной. На Дальнем Востоке Япония, тоже числившаяся среди победителей, взирала все более неодобрительно на превосходство Британской империи и США. И, по правде говоря, Советская Россия, присоединившись в конце концов к тем, кто отстаивал статус-кво, была все же недовольна территориальными потерями, понесенными ею в конце первой мировой войны. Но главной движущей силой среди недовольных была Германия, и Адольф Гитлер стал ее выразителем, с тех пор как вышел на политическую арену. [381]
Все эти обиды и претензии не были опасны в 20-е годы, в короткий период восстановления довоенного экономического порядка, при более или менее неограниченной внешней торговле, устойчивой валюте, частных предприятиях, в деятельность которых государство почти не вторгалось. Но это восстановление было разрушено широкомасштабным экономическим кризисом, разразившимся в 1929 г. Начался катастрофический спад внешней торговли, массовая безработица — свыше 2 млн. безработных в Англии, 6 млн. — в Германии и 15 млн. — в США. Резкий валютный кризис в 1931 г.— с отменой золотого стандарта — пошатнул священный фунт стерлингов. Перед лицом этой бури страны сосредоточили свою деятельность в пределах собственных национальных систем; и тем интенсивнее это происходило, чем более индустриально развитой являлась страна. В 1931 г. германская марка перестала быть свободно конвертируемой валютой, и страна перешла к бартерной внешней торговле. В 1932 г. Великобритания, традиционно придерживавшаяся принципа свободной торговли, установила защитные тарифы и вскоре распространила их на свои колонии. В 1933 г. только что избранный президент Рузвельт осуществил девальвацию доллара и независимо от других стран стал проводить политику оздоровления экономики.
Экономическая борьба началась в значительной степени неожиданно. Сначала это была борьба всех против всех, потом ее характер изменился и разделение мира усилилось. Советская Россия всегда была закрытой экономической системой, хотя это не уберегло ее от последствий мирового кризиса. Некоторые другие великие державы, прежде всего США, а также Британская и Французская империи, могли на худой конец обойтись внутренними ресурсами. Проиграли Германия, Япония и другие крупные индустриальные державы: они не могли себя самостоятельно обеспечить, им требовалось привозное сырье, но кризис лишил их возможности получать его нормальным путем через внешнюю торговлю. Те, кто руководил в этих странах экономикой, несомненно, ощущали (даже в несколько обостренной форме), что их страны задыхаются и необходимо создать собственные экономические империи. Японцы избрали простейший путь и ввели свои войска сначала в Маньчжурию, а затем в прибрежные районы Китая. Но у Германии, еще связанной в начале 30-х годов Версальским договором, не было столь простого выхода. Ей пришлось вести борьбу экономическими средствами; это усилило ее изоляцию, автаркию, навязанную волею обстоятельств. [382]
Сначала руководители Германии неохотно вели экономическую борьбу, затем в январе 1933 г. к власти пришел Гитлер. Он воспринял автаркию как благо. Впоследствии велись споры о том, что породило Гитлера и руководимое им движение национал-социализма. Версаль? Кризис? И то и другое. Экономическое неблагополучие страны привело Гитлера к власти, но его борьба против Версальского договора уже создала ему определенную репутацию. По его мнению, кризис в Германии был вызван поражением, и те средства, которые помогут преодолеть кризис, приведут Германию и к политической победе. Автаркия укрепит Германию для политических побед, а те в свою очередь будут способствовать дальнейшему развитию автаркии.
Здесь вплоть до второй мировой войны заключено было скрытое противоречие. США и (менее искренне) Англия сожалели о необходимости вести экономическую борьбу, считали ее делом временным. Для японцев и немцев экономическая борьба являлась постоянным фактором и единственным способом стать великими державами. Это привело к парадоксальным последствиям. Обычно более сильная держава агрессивнее, беспокойнее, поскольку убеждена, что в состоянии захватить больше, чем имеет. Утверждают, что такой была ситуация перед второй мировой войной, что нарушилось равновесие сил: Германия затмевала Европу, а Япония — Дальний Восток. Это верно лишь в отношении ближайших соседей — европейских стран, прилегающих к Германии, или Китая на Дальнем Востоке. И неверно, если учитывать великие державы.
И Гитлер, и японские правители вполне это понимали. Они отнюдь не замышляли мировой войны, что им зачастую приписывалось, поскольку были убеждены, что мировая война их погубит. Но это их не заставило перейти на мирные позиции. И Гитлер, и японцы надеялись получить ряд небольших выгод без войны, без серьезной борьбы. Они правильно рассчитывали на нежелание мировых держав вести войну и еще меньше надеялись на собственную изворотливость. Они хотели незаметно или хотя бы беспрепятственно укрепиться, пока не смогут выступить в качестве мировых держав, слишком сильных, чтобы с ними бороться. Это им почти удалось. Гитлер обеспечил свое господство в Европе, когда на рассвете 14 мая 1940 г. германские танки перешли через Маас у Седана; Япония утвердила себя на Дальнем Востоке за пару часов 7 декабря 1941 г., нанеся удар по Пёрл-Харбору. Потери немцев во время французской кампании 1940 г. были ненамного больше, чем потери британской армии на Сомме в 1916 г.; японцы потеряли в Пёрл-Харборе 29 самолетов. Никогда еще решающие победы не доставались так дешево. Что могло произойти при условии закрепления этих побед? Иногда Гитлер говорил, что [383] Германия завоюет мир, но при этом добавлял, что это произойдет лишь через 100 лет после его смерти. А японцы могли бы удовлетвориться господством на Дальнем Востоке. Но Германию и Японию остановили еще до того, как они стали вполне мировыми державами, поэтому вопрос об их дальнейших намерениях никогда не ставился, не говоря уже об ответе на него.
Оглядываясь назад, видишь, что это противоречие — между теми государствами, которых более или менее удовлетворяло устройство мира, и теми, кто желал его изменить, — стало главной причиной второй мировой войны. Но противоречие политических идей и принципов привлекало тогда большее внимание. Отчасти это было наследием первой мировой войны. В конце войны союзники и их могущественный сторонник, США, убеждены были, что боролись за идеалы — демократию, самоопределение народов, Лигу Наций. В будущем коллективная безопасность должна была предотвратить новую войну. Доктрина эта никогда эффективно не действовала. Японцы в 1931 г., невзирая на протесты Лиги Наций, оккупировали Маньчжурию (преступление их было менее ужасным, чем это изображали впоследствии). Муссолини в 1935 г., игнорируя Лигу Наций, затеял войну с Эфиопией. Гитлер отверг всю систему международных отношений, когда в 1935 г. отказался от Версальского мира и в 1936 г.—от договора, заключенного в Локарно. Единственными великими державами, постоянно сохранявшими верность Лиге Наций, были Англия и Франция, позже в нее вступила Россия, а США, несмотря на свою политику изоляционизма, осудили нарушение международных обязательств. Здесь было моральное расхождение между теми, кто уважал международные обязательства, и теми, кто их нарушал. Не случайно оно совпало с тем расхождением, которое наблюдалось между государствами, удовлетворенными и не удовлетворенными итогами первой мировой войны.
Лига Наций была учреждением, привлекавшим внимание главным образом дипломатов и энтузиастов борьбы за коллективную безопасность. Но большевистская революция расколола европейскую цивилизацию, разделила Европу глубже, чем Реформация в XVI в. или Французская революция в XVIII в. Советская Россия, принявшая марксистскую доктрину, устремленная к мировой революции, казалось, так или иначе угрожала миру капитализма. Этот мир отвечал бойкотированием Советской России и с помощью военной интервенции стремился ее сокрушить. В 20-е годы многие, особенно сами коммунисты, ожидали, что военная интервенция возобновится и во время следующей войны капиталистические государства набросятся на "государство рабочих". [384]
Но эти ожидания не сбылись. Зато углубились взаимные подозрения. Убеждение, что Германия — оплот борьбы с коммунизмом, заставило прежних победителей смотреть на нее с меньшим недоверием, делать ей больше уступок. Россия, в прошлом великая держава, европейская и азиатская одновременно, перестала теперь ею быть и в дипломатических расчетах всерьез не принималась! Советско-французский договор 1935 г., например, на бумаге был столь же прочен, как и прежний франко-российский альянс. Но когда в 1939 г. французы вместе с англичанами хотели заключить союз с Советской Россией, они вели переговоры так, словно договора 1935 г. никогда не было, словно его хотели забыть и предпочли бы, чтобы его вообще не существовало. Еще одним примером являются сами переговоры 1939 г. В дальнейшем стало ясно, что ни одна из трех договаривающихся сторон не рассчитывала на успех и даже не стремилась к нему.
В 30-е годы антибольшевизм отчасти уменьшился из-за нового раскола европейской цивилизации — между фашизмом и буржуазной демократией. Когда Муссолини установил фашистский режим в Италии, кроме левых социалистов не многие ощутили тревогу: считалось, что он спас Италию от большевизма. Муссолини выступал как респектабельный государственный деятель, британские и французские государственные лидеры торжественно давали ему советы, и еще в апреле 1935 г. он выступал поборником коллективной безопасности и святости договоров.
Национал-социализм, немецкий вариант фашизма, был угрозой совсем иного масштаба. Политики в других странах отлично понимали, что происходит в Германии и к чему стремится национал-социализм. Мировая пресса и дипломаты в полный голос заговорили о нацистском варварстве: были уничтожены политические партии и профсоюзы; перестала существовать свобода слова; евреи были изгнаны из политической жизни, лишь наиболее удачливые смогли эмигрировать; были отвергнуты принципы европейской цивилизации. Начиная с Гитлера, вся нацистская верхушка — сплошь "головорезы", сообщал британский посол.
Какие же уроки политики демократических стран извлекли из ситуации в Германии? Протесты лишь ужесточали поведение нацистов. Международный бойкот немецких товаров даже в случае его эффективности, что было маловероятно, увеличил бы экономические трудности Германии, а ведь все считали, что именно в результате этих трудностей Гитлер и нацисты пришли к власти. В отчаянии французские политики отказались от решения проблемы. Они выражали протесты в связи с каждым вызывающим шагом Германии и не делали ничего. Британские политики решили, что, если компенсировать недовольство Германии и восстановить ее [385] экономическое положение, поведение нацистов не будет столь варварским. Англичане приняли германскую систему двусторонней торговли и старались сделать автаркию терпимой. Невилл Чемберлен, который стал британским премьер-министром в 1937 г., старался умиротворить Германию, активно идя навстречу ее политическим притязаниям. Некоторые, в их числе, вероятно, и сам Чемберлен, полагали, что умиротворение приведет к успеху. Другие принимали этот метод как временный, пока будет закончено перевооружение Великобритании.
Советская Россия и Соединенные Штаты, две мировые державы, стояли пока в стороне. Советские руководители не раз предлагали оказать коллективный отпор агрессору, но их призывы услышаны не были. Западные политики полагали, что Россия стремится к созданию беспорядков в Европе, а советские политики подозревали, что западные державы хотят вовлечь Россию в войну, чтобы самим остаться в стороне. Все эти подозрения не были лишены оснований. Кроме того, западные политики, да, возможно, и советские тоже, были не в состоянии правильно оценить боеспособность Вооруженных Сил Советской России, особенно после того, как сталинская большая чистка 1937 г. фактически уничтожила все советское высшее командование. Боеспособность американских вооруженных сил подобных сомнений не вызывала: их фактически не существовало, если не считать военно-морской флот. И отсутствовало желание исправить это положение. В итоге первой мировой войны, обоснованно или нет, американцы придерживались политики изоляционизма. Возможно, президент Рузвельт хотел отойти от этого курса с целью противостоять скорее Японии, чем Германии; он даже пытался проявить инициативу в 1937 г., когда призывал подвергать бойкоту любого агрессора. Но общественное мнение было не на его стороне, и Рузвельт перешел к осторожному изоляционизму, пока не разразилась война в Европе.
При таких обстоятельствах западные державы отказались от антифашистского крестового похода, предпринять который, казалось, побуждала их начавшаяся в 1936 г. гражданская война в Испании. Британское и французское правительства смирились с тем, что два фашистских государства, Италия и Германия, оказывали испанским мятежникам помощь, и в конце концов даже приветствовали их победу как единственный способ закончить гражданскую войну. Конечно, добровольцы из Великобритании и Франции, как и из многих других стран, сражались на стороне республиканцев—для них в 1936 г. началась вторая мировая война. Однако они были в меньшинстве. Осенью 1944 г., вскоре после освобождения Франции, генерал де Голль посетил Тулузу, инспектируя партизанские силы района. Остановившись возле [386] оборванного человека, он спросил: "Когда ты вступил в Сопротивление, друг?" Партизан ответил: "Задолго до вас, мой генерал" (он сражался в Испании во время гражданской войны). И тут смутился генерал де Голль.
Генерал и партизан понимали войну по-разному: де Голль — как борьбу за национальное освобождение, партизан — как борьбу против фашизма. И они были правы: обе цели сплелись воедино, зачастую даже в сознании одного человека. По форме вторая мировая война, как и первая, была войной между суверенными государствами. Для многих обыкновенный патриотизм был единственным мотивом, для еще большего числа людей — главным мотивом. Патриотизм проявлялся даже там, где его не ожидали. До войны русские энергичнее всех призывали к объединенным действиям против фашизма. Но когда захватчики вторглись в Россию, война стала Великой Отечественной, или, иначе говоря, великой войной за Родину; из исторических деятелей главной фигурой стал не Ленин, а Суворов. С момента нападения на Россию коммунисты всюду стали решительными, искренними участниками Сопротивления. Но и они боролись теперь за национальное освобождение — и во французском Сопротивлении, и в Италии, и (более открыто) в Югославии под командованием Тито.
Тем не менее война, несомненно, была также борьбой убеждений. Немцы сознательно боролись за национал-социализм. Их победы не только приводили к изменению границ в пользу Германии, но и несли с собой утверждение принципов и практики национал-социализма: расового превосходства немцев, деградации всех остальных народов и физического истребления некоторых из них. Противники Германии боролись (в меньшей мере это осознавая) за уничтожение всего того, что отстаивал национал-социализм. Начав с цели национального освобождения, они с неизбежностью пришли к идее восстановления демократии, хотя в России и на Западе совершенно различно толковалось это понятие. Война продолжалась, и антигерманская коалиция стала выступать за гуманизм. Пока шла война, оставался неизвестным весь список преступлений фашистов. Лишь потом стало ясно, что газовые камеры Освенцима (Аушвица)—столь же подлинный символ национал-социалистской цивилизации, как готические соборы — символ средних веков. Но и то, что было известно, исключило любой другой исход войны, кроме безоговорочной капитуляции, и сделало вторую мировую войну справедливой войной, что бывает чрезвычайно редко. [387]
Союзники Германии в эту схему не вписывались. Фашизм возник в Италии, но там его преступления больших масштабов не достигли, как и участие Италии в войне. К тому же фашизм там никогда не владел душами людей. Лишь правительство усташей в Хорватии творило почти такие же преступления, как Германия. А японцы вообще не были фашистами. У них были старые националистические взгляды, старая, но реально действующая конституция. Они совершали преступления не из принципа, а от пренебрежения к человеческой жизни. Тем не менее им была навязана та же схема, они тоже стали фашистами и врагами демократии.
Уже говорилось о том, что первая мировая война имела широкомасштабный характер: в ней участвовали миллионы людей. Но фронт был еще отдален от мест обитания: гражданское население меняло не столько образ жизни, сколько род занятий; еще сохранялась возможность обсудить, зачем ведется война и следует ли ее продолжать; часто наблюдались проявления недовольства граждан. Во вторую мировую войну вовлеченными оказались все. Беспорядочные бомбежки привели к тому, что различие между фронтом и тылом почти исчезло. В Англии, например, до 1942 г. вероятность того, что солдат в армии получит телеграмму о гибели жены от бомбы, превышала вероятность того, что жена получит телеграмму о гибели мужа в бою. Лица, отказавшиеся воевать и служившие в противовоздушной обороне, подвергались большей опасности, чем если бы находились в вооруженных силах. Перед войной британское правительство предвидело, что бомбежки нарушат общественный порядок, и зачислило на службу офицера полиции, который служил прежде в Индии: у него был опыт управления толпой, охваченной паникой. Но его услуги не потребовались. Стойкость людских масс — англичан во время сильной бомбежки, ленинградцев, переживших блокаду, немцев в последние месяцы перед окончательным их поражением, японцев даже после взрыва двух атомных бомб — сомнений никогда не вызывала.
Справедливо название "Народная война". Такая война возникает не под воздействием общественных настроений, как это было до некоторой степени с первой мировой войной. В 1914 г. возбужденное общественное мнение подтолкнуло правительства к войне, и демагогический шовинизм сильно потом влиял на военную стратегию. До и во время второй мировой войны политики — вели, народы — следовали. Британское правительство единственное вовлечено было в войну под воздействием общественного мнения, но даже это мнение прозвучало в палате общин, а не в уличных толпах. Гитлер, возможно, рассчитывал, что победы усилят его власть над немецким народом. Но он сам определял, где и когда будут одержаны победы. Перед нападением немцев на Советскую [388] Россию, например, не проводилась общественная кампания по разжиганию антибольшевизма. Нападение явилось для немецкого народа неожиданностью, этому предшествовало мертвое молчание. До того момента, когда Америка действительно вступила в войну, президент США Рузвельт был уверен, что опережает общественное мнение. Он мог ошибаться, но его взгляды определяли курс американской политики.
Во вторую мировую войну политики значили гораздо больше, чем в первую. Кто помнит имена премьеров до Клемансо или немецких канцлеров после Бетмана-Гольвега (а ведь Бетман оказывал лишь второстепенное влияние на события)? В декабре 1916 г. Ллойд Джордж явно стал чем-то вроде военного диктатора, но даже для него, как он сам утверждал, характернее всего было то, что действовать по своему усмотрению удавалось редко. Популярными героями были генералы Китченер, Гинденбург, Жоффр — полубоги, которые вели войну или в порыве вдохновения, или без него.
Во вторую мировую войну генералы были исполнителями и для публики значили не больше, чем обычные государственные служащие. Из Роммеля создали романтическую фигуру не столько немцы, сколько англичане. Монтгомери сам создал о себе легенду, но дважды лишь потому не был снят, что смиренно приносил извинения. В сущности лишь политические лидеры принимались в расчет. Когда немецкие генералы (или некоторые из них) сделали попытку свергнуть Гитлера, они увидели, что сторонников у них нет. Черчилль сместил таких внушительных лиц, как Уэйвелл и Окинлек. Сталин снимал своих генералов десятками, и сам Жуков перед ним трепетал. Вряд ли будет преувеличением сказать, что четыре человека — Гитлер, Черчилль, Рузвельт и Сталин — лично принимали все важные военные решения, да и Муссолини слабо пытался им подражать. Лишь японцами по-прежнему руководил более или менее анонимный комитет.
У всех главных лидеров в прошлом имелся опыт ведения войны. Гитлер и Муссолини были на фронте солдатами, Черчилль и Рузвельт занимали посты в период первой мировой войны, а Черчилль еще и воевал на передовой; Сталин во время гражданской войны в России был в высшем командовании. Они не хуже, а может быть, даже лучше своих советников знали, что такое война. Конечно, они слушали советников. Гитлер, правда, слушал нетерпеливо. И конечно, они взвешивали реальные возможности, даже если не всегда с ними считались. Все равно, они решали, где и как осуществлять кампанию. Они определяли экономическую и внешнюю политику своих стран, за исключением мелких вопросов. Черчилля порой обуревали романтические порывы. Гитлер потерпел [389] поражение (в войне всегда кто-то проигрывает), и поэтому его изображали психопатом. Если смотреть непредвзято, видишь, что политики второй мировой войны действовали разумно, стремясь добиться победы. По количеству массовых убийств, по жестокости вторая мировая война превзошла остальные, но не была беспорядочной неразберихой, как первая.
По своим индивидуальным качествам четыре лидера резко отличались друг от друга.
Гитлер был самым решительным ниспровергателем по взглядам и методам. Он пренебрегал сложившимися мнениями, готов был (на благо или во зло) перевернуть мир вверх ногами. Он был также самым неразборчивым в средствах.
Черчилль — наиболее старомодный, гуманный, в нем кипели благородные чувства. Его облик навевает воспоминания об исчезнувшей Британской империи.
Сталин, безусловно, самый целеустремленный: желал одного — сохранить Советский Союз и свою диктаторскую власть над ним.
Наиболее загадочный из них — Рузвельт. Практичная изобретательность и высокие принципы, повседневные расчеты и отдаленные цели с немыслимой сложностью переплетались в нем. Из четырех лидеров он был самым удачливым, но невозможно сказать, достигалось ли даже это преднамеренными усилиями. Все четверо, несмотря на многие различия, имели нечто общее, отличавшее их от всех остальных: каждый пользовался в своей стране исключительной властью.
По-разному пришли они к власти и по-разному пользовались ею. Рузвельт — избранный президент, единственный глава исполнительной власти. Будучи главнокомандующим, он редко вмешивался в руководство войной, лишь когда принимались крупные решения. Черчилль был конституционным премьер-министром, теоретически делил власть с правительством военного времени, подчинялся парламенту. В качестве министра обороны руководил начальниками штабов и возможности действовать по-своему добивался не приказом, а путем обсуждения. Он выразил это своеобразно: "Согласие с моим мнением — вот все, чего я хотел добиться в итоге здравого обсуждения". Сталин и Гитлер — диктаторы, якобы руководившие партиями, коммунистической и национал-социалистской. Сталин, будучи главой правительства и Верховным главнокомандующим, повседневно руководил всеми военными действиями, как любой обычный главнокомандующий. Гитлер был вначале теоретическим руководителем вооруженных сил и постепенно стал главнокомандующим, особенно на Восточном фронте. Но так или иначе, эти четверо играли решающую роль в политике и стратегии второй мировой войны. [390]
У великих людей свои заботы. Затевались неудачные заговоры против Гитлера; Черчилля часто критиковали в палате общин; Рузвельт, пока шла война, дважды пережил президентские выборы; даже Сталину, возможно, причиняло иногда беспокойство Политбюро. Но никогда никто из них не подвергался серьезной опасности. Эти четверо сами распоряжались верноподданными массами. Народная война имела своим следствием диктатуру.
Четыре могущественных человека олицетворяли, каждый по-своему, волю нации — странный итог эпохи национального самосознания и демократии, у истоков которой стоял Руссо.

Крона и корни

Германский историк И. Фест, автор многотомного исследования “Адольф Гитлер”, делает вывод: “Эта война была детищем Гитлера в самом широком смысле: его политика, весь жизненный путь были сориентированы на нее”. “Война является конечной целью политики,  — цитирует Фест Гитлера,  — а политика есть обеспечение жизненного пространства того или иного народа. Испокон веков жизненное пространство можно было завоевать и держать лишь при помощи борьбы, следовательно, политика была своего рода перманентным ведением войны...  Пацифизм же испортил бы людей, их место опять заняли бы звери... Мир, продолжающийся более 25 лет, вреден для нации”.

“Гитлер облекал в слова, в политическую и военную практику то, что отвечало замыслам крупного капитала, — дополняет характеристику главного нациста другой немецкий исследователь К. Бохман. — Он искал благополучия и богатства для немцев в области политики. Это был его бизнес, и у него не было никакой альтернативы. По образу мышления он — великогерманский националист, шовинист и антисемит. Для него не существовало таких понятий, как честность, совесть и обязательность, общественное мнение и голос народа, как и судьба людей, вызывали презрение, а договоры и соглашения были просто клочком бумаги. Он мог совершить поворот буквально на 180 градусов в течение пяти минут. Единственно, чего боялся, что Запад его раскусит и призовет к порядку”.

Таков Гитлер. Но это крона. А каковы корни, ее питавшие?

Считается, что Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года. Это так и не совсем так, ибо она возникла задолго до того, когда загремели пушки и развернулись первые сражения, — тогда, когда одни политические деятели не смогли, а другие не захотели воспрепятствовать утверждению гитлеризма у власти в Германии и последующему укреплению его позиций. Прелюдией к трагедии 40-х были годы 30-е, когда крупный мировой капитал пытался осуществить пресловутую политику “канализации” германской агрессии на Восток. Первые очаги ее запылали в Северо-Восточном Китае (1931 г.), Эфиопии (1935 г.), Испании (1936 г.). Но если вглядеться в прошлое более пристально, то обнаружим, что первая искорка Второй мировой войны проскочила 28 июня 1919 года в Зеркальном зале Версальского дворца, где в тот день представители стран Антанты и США, с одной стороны, германские министры иностранных дел и юстиции Мюллер и Белл — с другой, подписали договор, который подводил итоги Первой мировой войны и узаконивал передел мира.

К сожалению, победители оказались не способными установить прочный порядок на планете. Как бы кто ни старался поделить мир по справедливости, это сделать невозможно, всегда будут обделенные и обиженные.

Не ратифицировала Версальский договор и отказалась от членства в Лиге Наций Америка, считая, что Франции и Англии “перепало” больше и они излишне укрепились. Чувствовала себя ущемленной Италия, “недополучившая” обещанных ей за вступление в войну на стороне Антанты колоний в Африке и расширения территории за счет Албании, южнославянских земель, входящих ранее в состав Австро-Венгрии. Недовольной Версалем была Япония. В 1914—1915 годах она сумела “внедриться” в соседний Китай, захватив провинцию Шаньдун, однако под давлением США и Великобритании должна была проводить в отношении Китая политику “открытых дверей” и “равенства возможностей”. Не устраивало Японию и то, что урезался ее флот.

Но наиболее обиженной оказалась Германия. Мало того что победители потребовали в качестве репараций 132 млрд золотых марок и отторгли у нее восьмую часть территории, где проживала десятая часть населения, лишили всех заморских владений, так еще и основательно “прищемили хвост” военным. Германская армия впредь не должна была превышать 100 тысяч человек, а флот 15 тысяч человек, генеральный штаб подлежал ликвидации, в стране отменялась всеобщая воинская повинность, запрещалось иметь тяжелую артиллерию, танки, подводные лодки, военную авиацию...

Германская нация была унижена и долго не могла мириться с этим, как, впрочем, были оскорблены и японские самураи, итальянцы, в чьих жилах текла кровь римских завоевателей. Вспыхнувшая в Версале искорка Второй мировой обозначила и будущую ось Берлин — Рим — Токио. Голоса отказаться от Версаля и о новом переделе мира звучали сначала робко, а потом все настойчивее.

Немаловажен и тот факт, что народные массы ряда стран, на которые обрушились страшные тяготы и лишения Первой мировой войны, выступили за радикальные изменения своей жизни. В 1917 году грянула Октябрьская революция в России, в ноябре 1918-го — в Германии. Революционный подъем по окончании Первой мировой наблюдался практически во всех капиталистических странах. Как грибы после теплого дождя стали появляться компартии. Для координации их действий в Москве в марте 1919 года учрежден Коммунистический интернационал. Расползание коммунистической “угрозы” по планете и рост национально-освободительного движения страшно перепугали денежных воротил.

Выход на сцену

Австрияк Шикльгрубер, он же Адольф Гитлер, уловил последствия Версаля и новые веяния. Именно он вышел на сцену и озвучил разработанную единомышленниками программу из 25 пунктов национал-социалистической рабочей партии (НСДАП). Его сразу же заметили, кстати, еще до написания “Майн кампф”. Вот одна из сравнительно недавних находок историков в архивах Йельского университета (США) —  запись беседы помощника военного атташе США в Германии капитана Трумэна Смита с Гитлером, состоявшейся в Мюнхене... 20 ноября 1922 года. Разговор был предельно откровенным: будущий фюрер, а тогда безвестный главарь безвестной партии поведал американскому визитеру о своем намерении “ликвидировать большевизм”, “сбросить кандалы Версаля”, установить диктатуру, создать сильное государство, предложил свои услуги в битве между цивилизацией и марксизмом. Практически эти же идеи он изложил и в памятной записке немецким промышленникам, которую передал им в декабре того же 1922 года.

За словами последовали дела. В ноябре 1923 года вместе с генералом Людендорфом Гитлер предпринял попытку организовать из Мюнхена “поход на Берлин” против буржуазно-парламентской республики, за что был приговорен к заключению в крепость Ландсберг-на-Лехе. Крепость эта не имела ничего общего с тем, что обычно подразумевается под тюремным заключением, отмечает немецкий исследователь В. Руге. “Камерой” ему служила со вкусом обставленная, устланная коврами большая комната, где он поочередно принимал “для доклада” своих подручных. Хотя продолжительность посещений официально ограничивалась шестью часами в неделю, ему позволяли принимать посетителей по шесть часов в день. Тюрьма для Гитлера, по существу, стала клубом и местом для инструктажа своих сообщников. Он устраивал здесь “товарищеские трапезы”, на которых в присутствии надзирателей заявлял о том, что, когда придет к власти, истребит всех коммунистов и евреев. На этих “застольях” присутствовал и начальник тюрьмы, который через пять месяцев заключения дал Гитлеру характеристику для досрочного освобождения. Здесь же, в крепости, между делами он продиктовал Р. Гессу первый том своей знаменитой “Майн кампф” (второй том подготовлен в 1926 году), в которой наряду с воспоминаниями изложил и план своих действий на будущее: борьба с коммунистической “заразой”, уничтожение Франции, союз с Англией и Италией, “расширение жизненного пространства” на Востоке, за счет СССР, завоевание гегемонии в Европе, а затем и господство “германо-арийской расы” во всем мире. И хотя поначалу “Майн кампф”, как и другие разглагольствования Гитлера, крупный капитал всерьез не воспринял, но его услышали. А услышав, начали приглядываться, прикармливать

И царь, и Бог, и воинский начальник

Менялись вся структура власти и кадры. На все руководящие посты выдвигались члены НСДАП. Демократическое самоуправление в землях заменялось институтом имперских наместников, подчиненных Гитлеру. Увольнению подлежали те, кто симпатизировал левым, и чиновники евреи. Уже в марте 1933 года имели место первые антисемитские бесчинства отрядов СА — около 60 тысяч евреев вынуждены были спешно бежать из Германии. К июлю Гитлер разметал все партии и организации, стоявшие на его пути. И даже сам был ошарашен этим фактом. “Такое крушение никто не считал возможным”, — признался он. Главная нацистская газета “Фелькишер беобахтер” писала: “Парламентская система капитулирует перед новой Германией. На протяжении 4 лет Гитлер сможет делать все, что сочтет нужным: в плане отрицания — истреблять все пагубное влияние марксизма, а в плане созидания — создавать новую народную общность. Начинается великое дело! Настал день “третьего рейха”.

“Третий рейх” (Das Dritte Reich — “третья империя”) — официальное нацистское название режима правления, существовавшего в Германии с января 1933-го по май 1945-го. Гитлер расценивал нацистское правление как логическое продолжение двух предыдущих германских империй. Первый рейх — Священная Римская империя германской нации — существовал со времени коронации в Риме Отто Великого, второго правителя из Саксонской династии, до его покорения Наполеоном в 1806 году. Второй — был основан Отто фон Бисмарком в 1871-м и просуществовал до 1918 года, конца династии Гогенцоллернов. В 1923-м немецкий писатель-националист Артур Мёллер Ван ден Брук использовал термин “третий рейх” для названия своей книги. Гитлер с воодушевлением прикарманил это название для обозначения новой империи, которая, по его мнению, просуществует тысячу лет. Это название привлекало его еще и потому, что имело не мистическую связь со средневековьем, когда “третье царство” считалось тысячелетним.

В июле 1933 года Гитлер объявил: “Нацистская революция” завершена. Партия  теперь стала государством! Власть у нас. Никто не сможет оказать нам сопротивления, и теперь следует заняться “мирной работой”. Мы должны воспитать немца для этого государства”.

И воспитывал. Волшебные слова, к которым часто прибегал и которые немцев приводили в экстаз, — “национальное возрождение”. Это особенно ярко проявилось 21 марта 1933 года, в день первого заседания парламента “третьего рейха”.  Он провел его не в Берлине, а в старой резиденции прусских королей, традиционном центре германского милитаризма  Потсдаме. Депутаты собрались в бывшей гарнизонной церкви, где похоронен Фридрих II. Дата созыва также символическая: именно 21 марта 1871 года был открыт первый рейхстаг объединенной “железным канцлером” Бисмарком Германии. “К концу торжеств, — записал Геббельс в своем дневнике, — все потрясены до глубины души... Исторический момент. Щит немецкой чести вновь очищен от скверны. Вверх взлетают штандарты с нашими орлами...” “Шквал чувств национального восторга пронесся над Германией”,  — отмечали СМИ. “Эти торжества в Потсдаме оказали необыкновенное воздействие на депутатов, военных, иностранных наблюдателей и на обывателей, сделали день Потсдама действительно поворотным, — считает И. Фест. — Лишь меньшинство было в состоянии не поддаться гипнотическому воздействию этого спектакля, и многие из тех, кто на выборах голосовал против Гитлера, теперь явно заколебались в своих суждениях”.

Зрелища — испытанное средство поднятия духа нации, но только на эмоциях далеко не уедешь, рано или поздно люди вспомнят и о хлебе. Чтобы одолеть безработицу и укрепить экономику, Гитлер брал идеи других, как, например, принятую правительством Шляйхера программу “неотложных мер по созданию рабочих мест”, и при поддержке как германских, так и иностранных промышленников осуществлял ее. Он вытащил из архивов проект строительства автострад, проект народного автомобиля. Законом “Об упорядочении трудовой деятельности”, принятым в январе 1934 года, владельцы предприятий становились фюрерами, а рабочие низводились до дружин. В следующем году была введена обязательная трудовая повинность, а потом вступил в действие и закон, запрещавший перемену мест работы. Все это, как и рост военных заказов, последовательно вело к милитаризации экономики.

Но у людей появилась работа, их жизнь налаживалась. По утверждению приближенного к фюреру А. Шпеера, впоследствии министра вооружений, Гитлер в середине 30-х годов был очень популярен у немцев. Как-то по дороге в Нюрнберг в одном из городков не мог проехать по улице, ибо она была запружена народом, который, узнав, что будет ехать Гитлер, вышел его приветствовать. “В машине, когда мы уже отъехали, — вспоминает Шпеер, — Гитлер, повернувшись ко мне, сказал: “До сих пор так принимали только одного немца — Лютера! Когда он ездил по стране, люди стекались издалека и приветствовали его, как сегодня приветствуют меня”.

Эта огромная популярность была более чем объяснима: никому иному, как Гитлеру, народ приписывал успехи в хозяйстве и внешней политике и с каждым днем все больше видел в нем воплощение глубоко укоренившейся мечты о могущественной, верящей в себя, внутренне единой Германии.

2 августа 1934 года умер Гинденбург. Спустя час после его кончины Гитлер издал указ о слиянии постов рейхспрезидента и рейхсканцлера, приняв на себя и важнейшую функцию командующего вооруженными силами. Тотчас бывший ефрейтор отдал приказ о принесении ему присяги. Теперь Гитлер получил официальный титул “фюрер и канцлер германской империи”, что соответствовало русской пословице “И царь, и бог, и воинский начальник”.

Волк в овечьей шкуре

В исторической литературе политика Гитлера 1933—1935 годов получила наименование политики “мнимого миролюбия”. “Минимум шесть лет, — сказал он в марте 1933 года своему ближайшему окружению, — нам придется поддерживать состояние своего рода “гражданского мира” с европейскими державами. Бряцание оружием сейчас неуместно”. Кульминацией его политики добрососедских отношений была большая “речь мира”, произнесенная 17 мая 1933 года, и как вытекающий из нее факт — заключение в январе 1934 года мирного договора со злейшими врагами — поляками, к которым было больше всего территориальных претензий.

В те же годы “мнимого мира” за кулисами “коричневой империи” делались совсем другие шаги — Гитлер усиленно, втайне готовился “расширять жизненное пространство”, всемерно наращивая военный потенциал. Добившись освобождения от выплаты долгов по займам 20-х годов (а это ни много ни мало 23,3 млрд марок), он использовал освободившиеся средства на приобретение вооружений и стратегического сырья. И расходы на это росли чуть ли не в геометрической прогрессии: 1933 год — 277 тысяч долларов, 1934-й —

1 млн. 445 тысяч долларов. Германия покупала у США самолеты, Британия поставляла моторы. Принадлежавшие Дюпону “Дженерал моторс” и “Опель” снабжали немецкую армию автомашинами, танками, мотоциклами. На фашистов работал построенный Фордом мощный автозавод в Кельне.

Получая иностранные кредиты, Германия спешно создавала свою промышленность. Осенью 1936 года был принят так называемый 4-летний план. Его основные задачи фюрер сформулировал так: немецкая армия должна быть за 4 года готова к военным действиям; немецкую экономику за 4 года следует перевести на военные рельсы, она тоже должна быть готовой к войне.

Одновременно шло укрепление армии. К октябрю 1934 года со 100 тысяч человек она увеличивается до 300 тысяч. Видя, что это сошло с рук, спустя 6 месяцев канцлер оповестил тогдашнего начальника генштаба Бека о том, что не позднее 1 апреля 1935 года аннулирует все военные  ограничения Версальского договора. На встрече со своими покровителями-промышленниками договаривается о производстве достаточного количества оружия и боеприпасов, причем оружия новейших образцов, и просит обеспечить независимость от ввоза стратегического сырья, топлива, особенно бензина и синтетического каучука.

Деньги брал где только мог. Собственно, это была забота “финансового гения” Я. Шахта. Вот лишь одна его афера. По инициативе Шахта германское правительство обесценило свои ценные бумаги (акции, гособязательства), хранившиеся в банках других стран, затем тайно, через подставных лиц, скупило их по курсу 12—18 процентов номинальной стоимости и вновь продало внутри страны за настоящую цену. Навар составил более четверти млрд. марок.

Гитлер беззастенчиво увеличивал госдолг. Если задолженность страны в конце 1932 года была 8,5 млрд. марок, то уже в 1939-м — 47,3 млрд марок. Экономистам было ясно, что Германия неминуемо придет к финансовой катастрофе. Это было очевидно и Гитлеру, но он как-то обронил: “Если мы не выиграем войну, все и так пойдет прахом. В таком случае чем больше долгов, тем лучше”.

“Пятерка” по поведению

Историки приходят к выводу, что в те роковые 1936 — 1937 годы у Гитлера окончательно созрел и план будущих захватов, определились конкретная схема агрессии, очередность ударов. Этому способствовал и один сравнительно малоизвестный, но очень важный факт — встреча министра иностранных дел Великобритании лорда Галифакса и Гитлера в ноябре 1937-го. В ходе беседы Галифакс подчеркнул желательность и важность соглашения между Германией и Англией для всей европейской цивилизации и выразил уверенность, что “существующие ныне недоразумения вполне могут быть улажены”, тем более что английское правительство осознает: “Фюрер осуществил великое дело не только для Германии, благодаря уничтожению большевизма в собственной стране он преградил ему дорогу в Западную Европу, вследствие чего Германия по праву может считаться бастионом Запада в борьбе против большевизма...” Как видим, Гитлер получил у британцев “пятерку” по поведению, ему дали ясно понять, что Англия не станет вмешиваться в его действия, если они будут направлены на развязывание войны против СССР.

В том же ноябре 1937 года дал возможность своим приближенным заглянуть в планы на будущее. На секретном совещании в присутствии военного министра Бломберга, главнокомандующего сухопутными силами Фрича, командующего авиацией Геринга, министра иностранных дел Нейрата и полковника Хосбаха, исполнявшего обязанности секретаря, Гитлер заявил: с Версалем и большевизмом покончено и лет через 6—7 он приступит к осуществлению программы “расширения жизненного пространства”. Возможно, сделает это и раньше, при условии если будет нейтрализована Франция. Тут же и определил первые жертвы — Чехословакию и Австрию.

Фрич, Бломберг и Нейрат возразили, не потому что были не согласны, а потому что знали — Германия еще не готова к войне. Гитлер, не церемонясь, сменил их. Всего же в затеянной Гитлером “чистке” на пенсию было отправлено 16 пожилых и нелояльных к нему генералов, 44 других просто смещены. Одним махом, без малейших признаков сопротивления военных, Гитлер устранил сдерживающий барьер в армии. И не ограничился перетряской вермахта. Пост министра иностранных дел занял Риббентроп, а министра экономики — Вальтер Функ.

Поблажка за поблажкой

В марте 1938 года двести тысяч немецких войск вошли в Австрию. 13 марта сам Гитлер под колокольный звон пересек австрийскую границу и прибыл в родной город Баунау. С балкона ратуши произнес речь о своей особой миссии.

Западные державы, правда, изъявили некое вялое беспокойство в связи с действиями Гитлера. Но и только. У каждой из стран были свои заботы. Франция глубоко погрязла во внутренних проблемах. Да и Англию Австрия не волновала. Она отклонила советское предложение провести конференцию по недопущению дальнейших захватов территорий Германией. Не состоялась даже сессия Лиги наций — обескураженный мир отказался теперь от символических жестов возмущения. Его совесть, как писал с горечью Стефан Цвейг, “слегка поворчав, забывала и прощала”.

Легкость, с которой Гитлер реализовал задачу первого важного этапа своей политики, побуждала его тут же перейти к следующему шагу. Спустя две недели после аншлюса Австрии, в ходе встречи с руководителем судетских немцев Конрадом Генлейном, который жаловался на притеснение немцев в Чехословакии, он выразил решимость разрешить этот вопрос. Проблема Судетской области, где проживало свыше 3 млн немцев, использовалась им лишь как предлог для нападения. Выбирая момент вторжения, Гитлер разжигал страсти внутри Чехословакии. 12 сентября 1938 года на партийном съезде в Нюрнберге он официально заявляет: “Я ни при каких обстоятельствах не стану с бесконечным терпением взирать на дальнейшее угнетение наших братьев в Чехословакии... Немцы в Чехословакии не беззащитны, и они не брошены на произвол судьбы...”

Мир понял: вот-вот грянет война. И тут неожиданный ход делает Чемберлен — решает провести переговоры с Гитлером. Фюрер, по его словам, был “полностью ошеломлен таким шагом”. Но был и польщен — 70-летний Чемберлен был готов впервые в своей жизни сесть в самолет ради встречи с канцлером. Очевидно, у Гитлера была и надежда поговорить с английским лидером о его давней идее — разделе мира. Согласно ей, Англия, как доминирующая морская держава, должна была владеть морями и заморскими территориями, а Германия, как неоспоримая континентальная держава, — огромным евразийским континентом. Но до обсуждения этих планов дело не дошло.

В ходе беседы фюрер без обиняков потребовал присоединения Судетской области к рейху, а когда британский визитер прервал его вопросом, будет ли он довольствоваться этим или же захочет разгромить Чехословакию полностью, в ответ услышал, что сейчас не время обсуждать будущие его действия. И хотя в своем отчете перед собственным кабинетом министров британский премьер объявил своего собеседника “самой ординарнейшей шавкой, которую ему когда-либо довелось встречать”, очередной ход Чемберлена снова удивил Гитлера. 22 сентября тот сообщил Гитлеру: как Англия с Францией, так и Чехословакия согласны на отделение Судетской области. Более того, Чемберлен предложил аннулировать договоры о союзе между Францией, СССР и Чехословакией.

Уступчивость Чемберлена лишала Гитлера повода начать войну. Получая поблажку за поблажкой, фюрер закусил удила: “Очень сожалею, господин Чемберлен, но с этими вещами я теперь согласиться не могу”...

Переговоры на этом не закончились, но обе стороны параллельно с ними начали военные приготовления. Прага призвала под ружье один миллион человек и могла вместе с Францией выставить армию почти в три раза больше немецкой. О своей готовности выполнять договор о помощи Чехословакии заявил СССР. Это несколько отрезвило Гитлера. Он продиктовал Чемберлену письмо, в котором, перейдя на примирительный тон, предложил автономию судет и гарантии существования Чехословакии.

Подарок на золотом блюдечке

29 сентября в Мюнхене собрались главы правительств Англии, Франции, Италии и Германии. После недолгого обмена мнениями Муссолини представил проект соглашения, который был составлен накануне вечером нацистами. Этот документ с несущественными поправками и был подписан. Он предписывал Чехословакии передать Германии в десятидневный срок около одной пятой своей территории. Она теряла четверть населения, около половины тяжелой промышленности, мощные укрепления на границах, новая линия которых уперлась в предместья Праги.  Гитлер вырвал у превосходившей его по мощи коалиции обширную экономически крепкую область, улучшил свои стратегические позиции, получил крупные военные заводы, аэродромы и новые отрасли промышленности.

Когда американский обвинитель в Нюрнберге напомнил одному из приближенных Гитлера — Шахту о его участии в разграблении Чехословакии, в частности, о том, что он выгреб весь золотой запас страны, тот парировал: “Но, простите, пожалуйста, Гитлер же не взял эту страну силой. Союзники подарили ему эту страну... Имел место не захват, а подарок”. До заключения Мюнхенского пакта Гитлер не осмеливался даже мечтать о включении Судетской области в империю. Единственное, о чем он думал, это об автономии Судет. А затем эти глупцы, Даладье и Чемберлен, все преподнесли ему на золотом блюдечке...”

Говоря о мюнхенском сговоре уже сидя в камере, Геринг рассказывал тюремному психиатру Джильберту, что при подписании соглашения “...никакого возражения против чего бы то не было. В конце концов, они ведь знали, что заводы Шкода и другие военные заводы находились в Судетской области. Более того, когда Гитлер потребовал, чтобы некоторые военные заводы, находящиеся за границами Судетской области, были переведены на Судетскую территорию, как только она к ним отойдет, я ожидал взрыва негодования, но не последовало и писка. Мы получили все, что хотели”. Провожая Чемберлена и Даладье после подписания соглашения, Гитлер с чувством брезгливости бросил Риббентропу: “Ужасно, какие это ничтожества”. Из Чехословакии в Германию было вывезено 1582 самолета, 469 танков, 2175 пушек, 43 876 пулеметов. Это дало возможность Гитлеру развернуть 51-ю дивизию и одну бригаду. На случай войны предусматривалось быстрое развертывание еще 52 дивизий. В целом в конце 1938-го германская армия насчитывала 1,4 млн человек.

Тем не менее Гитлер остался не совсем доволен Мюнхеном. “Этот Чемберлен не дал мне войти в Прагу”, — жаловался он Шахту.

Советский Союз, резко осудивший аншлюс Австрии, готов был прийти на помощь Чехословакии, с которой у него был договор о взаимопомощи, и даже двинул к границам свои войска, обратился к Польше с просьбой пропустить их через свою территорию, поскольку не имел общей границы, но получил отказ. Западные державы, как и Польша,  во всем потакали Гитлеру.

Еще не высохли чернила на мюнхенском соглашении, как “Нью-Йорк геральд трибюн” 1 октября взахлеб призывала: “Дайте Гитлеру возможность воевать против России!”, “Германия должна создать великую империю... в просторах России”.

...3 октября Гитлер пересек границу Чехословакии, а 21 октября дал указание о военной ликвидации остальной части Чехии, а также об овладении литовской Мемельской областью. И снова все это сошло ему с рук.

Жертвы собственных интриг

Теперь на его горизонте замаячила Польша. Не долго думая, Гитлер потребовал возвращения Данцига, который был изъят у Германии по условиям Версальского договора, и высказал намерение провести автостраду и железную дорогу в Восточную Пруссию через польский коридор. Польша категорически отвергла немецкие предложения. Ее поддержали Англия, Франция и США.

Привыкший к потаканиям, Гитлер не ждал такого поворота. По воспоминаниям адмирала Канариса, он воскликнул: “Я заварю им такое сатанинское зелье, что у них глаза на лоб полезут”. На следующий день объявил о расторжении германо-английского морского договора, соглашения о ненападении с Польшей и одновременно заключил военный союз с Италией (“Стальной пакт”). Но не от этого полезли глаза на лоб у западных лидеров. Гитлер резко меняет внешнеполитический курс и идет на сближение с СССР. Тут впору заметить, что наше правительство, резко осуждавшее агрессивные действия Германии, все же не прочь было мирно сотрудничать, как во времена Веймарской республики. Как утверждает И. Фест, Советский Союз неоднократно обращался к правительству рейха с предложением об урегулировании отношений, заменил даже министра иностранных дел Литвинова, человека западной ориентации, который в национал-социалистической пропаганде фигурировал не иначе как “еврей Финкельштейн”,  на Молотова, но это никак не повлияло на улучшение отношений Германии и СССР.

Гитлер опасался Сталина. Лишь обида на Англию, а также возможность избежать войны на несколько фронтов толкнули его в объятия Сталина. Как заявил он, “...это пакт с сатаной, чтобы изгнать дьявола”. Тем не менее он заранее знал, что этот пакт недолговечен. 11 августа, за несколько дней до поездки Риббентропа в Москву, он сказал: “Все, что я предпринимаю, направлено против России. Если Запад слишком глуп, чтобы понять это, я буду вынужден добиться соглашения с Россией, разбить Запад, а затем, после его поражения, собрав все силы, двинуться на Россию”.

Заваривая “сатанинское зелье”, Гитлер не мог и представить, что сам отравится им, и действовал стремительно. 5 мая заместитель заведующего отделом печати МИДа Германии Штумм повел зондирующий разговор с поверенным в делах СССР в Берлине Г. Астаховым. 6 мая Гитлер, как отмечал в своих мемуарах советник германского посольства в Москве Г. Хильгер, потребовал информацию о предполагаемой позиции СССР в случае предложения с германской стороны коренного улучшения советско-германских отношений. 20 мая посол Шуленбург встречается с Молотовым и ставит вопрос о переговорах и заключении торгового соглашения между двумя странами. Советская сторона выразила сомнения по поводу переговоров в связи с тогдашним состоянием советско-германских отношений. 28 июня Шуленбург сообщает Молотову, что Германия предлагает не только нормализовать отношения с СССР, но и решительно улучшить их. 3 августа посол снова говорит об этом. 14 августа Риббентроп уполномочивает своего посла в Москве начать переговоры о его встрече с советским руководством. 15 августа Шуленбург на встрече с Молотовым просит принять Риббентропа. Снова ставит вопрос об этом 17 августа. 19 августа заключается германо-советское торговое соглашение с предоставлением СССР кредита в 200 млн марок.

Но Сталин не спешит на встречу с Риббентропом и просит уточнить цель визита в СССР главы немецкого МИДа.

Как видим, инициатива Пакта о ненападении исходила от Гитлера. Сталин к этой инициативе относился настороженно. У него были другие планы — заключить общее соглашение с западными державами, но Англия и Франция противились этому. Переговоры военных делегаций СССР, США и Англии длились несколько месяцев и зашли в тупик. 7 августа был отозван из Москвы глава миссии Великобритании Стрэнг, а французы бойкотировали любые предложения. Тем не менее Сталин ждал сигнала из Лондона до последней минуты, дождался лишь туманного сообщения от МИДа о готовности подписания некой военной конвенции. В этих условиях Сталин согласился на приезд Риббентропа. Это было сделано в ответ на очередную телеграмму из Берлина от 21 августа и на полученное сообщение о том, что на 23 августа согласован прилет в Англию Геринга для “урегулирования разногласий”. В последний час Гитлер отменил полет Геринга, и ночью 24 августа был подписан советско-германский договор о ненападении, знаменитый пакт Молотова — Риббентропа. Западные державы стали жертвами собственных интриг: ставка на то, чтобы стравить Гитлера со Сталиным, а самим остаться над схваткой, оказалась в данный момент битой. Заключение мирного договора между СССР и Германией стало мировой сенсацией. Наиболее болезненно его восприняли Англия, Франция и Япония.

Характеризуя политику Англии в период летнего кризиса 1939 года, один из ближайших сподвижников Рузвельта Гарольд Икес отмечал: “Англия давно могла договориться с Россией, но она продолжала обманывать себя иллюзией, что ей удастся столкнуть Россию с Германией и таким образом самой выйти сухой из воды... Мне трудно порицать Россию (за заключение Пакта о ненападении с Германией. — Авт.). Как мне представляется, один Чемберлен виновен в этом”.

Сегодня заключение договора СССР с Германией толкуется по-разному, демократы критикуют за это Сталина, особенно напирая на секретный протокол о присоединении Прибалтики к СССР. Но даже Черчилль одобрил данный шаг Кремля. Выступая по  радио 1 октября 1939 года и говоря о выдвижении вперед советских границ в результате пакта Молотова — Риббентропа, он заметил: “То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. Во всяком случае, позиции заняты и создан Восточный фронт”. Тот же Черчилль в секретном послании Сталину 21 июля 1941 года писал: “Я вполне понимаю военное преимущество, которое вам удалось приобрести тем, что вы вынудили врага развернуть силы и вступить в боевые действия на выдвинутых вперед западных границах, чем была частично ослаблена сила его первоначального удара”.