Автор: Snarck
Взято здесь.
Междумирок
Глава первая
Грэг опускался. Если бы, взявшись пить, он напился до посинения, до потери рассудка и пульса, потом ещё раз-другой до мертвецкого состояния, то через неделю даже его видавшее виды нутро не в состоянии было бы принять хоть каплю спиртного. Но он запил не так. День за днем, - в душной хибаре, где в полдень было еще гнуснее, чем снаружи - под палящим солнцем, - капитан без корабля в одиночестве методично вливал в себя обычные для заурядного пьяницы дозы. Он пил только до того момента, когда паршивая мысль о том, что делать дальше, переставала назойливо сверлить мозг, уступая место в голове благословенному отупению, приходящему с последним на сегодня стаканом грога. Тогда Грэг шел спать. Упав на койку, он именно спал, а не впадал в беспамятство, характерное для пьяного человека.
Если капитан просыпался ночью, он вылезал наружу. Бродил между немногочисленных костров, бурчал что-то в ответ на дурацкие вопросы, смотрел на звезды, долго и грязно ругался, если замечал, что часовые на входе в лагерь расслабились или кто-то не успевал, вскочив на ноги, обнажить оружие, в то время, как он уже вытащил саблю и занес для удара. Потом Грэг возвращался в свою хибару - опускаться дальше.
Люди, привыкшие к самобытности капитана, относились к происходящему спокойно - авторитет его, заслуженный не вдруг, не шатался. Как бы экстравагантно не вел себя капитан, порция "етидреных хряпов" из его уст всегда вылетала по делу, и, опять-таки, пока не было ни одного случая расхлябанности, который остался бы без добротных и богатых на эпитеты комментариев Грэга. Пираты хорошо понимали, что, пока главной проблемой остаются бандиты, мариновать капитана вопросами о корабле не время. Пусть Равену и ускорили встречу с Белиаром, кротокрыс знает, что там на уме у его отморозков, а парламентёров с их стороны что-то не видно.
Те, кто получил под начало абордажные команды, четко представляли себе, как защищать лагерь в случае нападения - капитан давно разложил всё по полочкам. Равен тогда был ещё жив, а странноватый незнакомец, который в скором времени отправил его на тот свет, ещё не исчез - так же внезапно, как и появился,
Оборонять лагерь на стенах было бы дурацкой затеей: бандиты нашпигуют стрелами, - так что всю эту фортификацию Грэг затеял с одной простой целью - сузить проход в лагерь между скалами. Пираты до сих пор усиленно делали вид, что строят и перестраивают ворота, которых и в планах не было. Помешать лазутчикам вести наблюдение за лагерем они не могли, зато могли показать, что изо всех сил готовятся к осаде. И не готовы к ней. Чтобы пришли брать нахрапом.
План был прост. Если на лагерь нападут, первой волной пойдут бандиты и прочее отребье - многочисленное, но необученное. Их, уступающие в числе, но превосходящие в выучке, снаряжении абордажные команды порубят в проходе. Потом, на потрепанных и обескровленных пиратов. Торус пошлет стражников. Что это за сила - можно было не объяснять, но Скип не поленился и объяснил… стало ещё понятнее.
В этот момент и должно было решиться, не разучились ли канониры бить прямой наводкой. Всего один выстрел картечью из старой ржавой, но ещё не утратившей дар речи пушки, о которой бандиты не подозревают, превратит в мясо всех, кто войдет в проход. Если всё получится, врагов останется немного - как раз для равного боя. Должно получиться…
В то утро Грэга растолкали, какового непотребства не случалось уже давно, поэтому первым делом капитан свирепо послал нахалов «кулять на хур болотожору в глотку», однако более-менее вертикальное положение корпусу всё же придал. По напряженным лицам визитеров, можно было заключить, что случилось нечто важное. Грэг напялил шляпу - всё, что соизволил снять перед тем, как рухнуть на кровать, прицепил к поясу короткую абордажную саблю с массивной гардой и, коротким движением головы указав следовать за ним, вышел на крыльцо.
Из-за чего его подняли, стало понятно сразу, стоило глянуть в сторону забора. В проходе, в окружении пиратов, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, стоял человек в серой бандитской кольчуге и с замызганным белым платком в руке, благодаря которому парню всё ещё не проломили череп. Дубина, грозившая всему белу свету несколькими ржавыми гвоздями, и не представлявшая большой угрозы лагерю, была предусмотрительно оставлена на земле за десяток шагов до ворот.
Когда Грэг подошел, бандит, промычав что-то неразборчивое, сунул ему свёрнутую в трубку запечатанную бумагу, после чего, не показывая пиратам кормы, пропятился до своего оружия и подобрал его. Капитан с посланием сразу направился к себе, а часовые долго провожали «гостя» взглядом. Вскоре к нему присоединились еще двое - с луками, до этого прятавшиеся в кустах, после чего вся компания благополучно удалилась.
Сломав печать и развернув бумагу, Грэг прочёл лаконичное послание: «Каньон, озеро, вечер, один». Шедевр эпистолярного жанра был подписан именем «Торус».
У капитана было время взвесить всё и принять решение. Место Торус, если только это он, выбрал не случайно - с тех пор, как каньон очистили от орков, он как нельзя лучше подходил для подобных «дипломатических» встреч: и засаду не спрячешь, и отряд с собой не приведёшь - всё как на ладони. В том, что они с главой стражников, встретятся тет-а-тет, Грэг не сомневался… да и вообще - не родилась ещё болотная крыса, которая проведёт старого пирата. К вечеру, отдав несколько распоряжений и умывшись-таки, наконец, капитан перекусил ветчиной, опрокинул стакан для пущей бодрости, сменил саблю на длинный тяжелый палаш и отправился в каньон.
Высокая фигура, облаченная в серебристо-красный доспех, была видна издалека. В подзорную трубу Грэг разглядел морду мракориса на кирасе и тяжеленный двуручный меч. Чтобы управляться с такой дурой, явно требовались недюжинная сила и сноровка. Неподалёку от человека лежало ясное тому свидетельство - то, что невооруженным взглядом капитан принял за валун, оказалось тушей ищейки в луже крови. Её пасть была оскалена, и это нервировало, зато хребет сломан страшным ударом, что, наоборот, не могло не умиротворять. Одобрительно хмыкнув, Грэг сложил трубу, сунул в карман и быстро зашагал по направлению к фигуре, теперь изученной в деталях. Он вспомнил это лицо. Его трудно было не заметить среди однообразных бандитских рож, слонявшихся с месяц назад по кораблю. Пора было познакомиться поближе.
Оказавшись лицом к лицу с Торусом, Грэг отметил, что взгляд у того, хоть и пристальный, но не тяжелый. Скорее - внимательный и цепляющий: его обладателю явно не обязательно останавливать и отпускать вслух. Глаза сами спокойно прикажут стоять, - и редкий храбрец сойдет с места. Они же и отпустят, если тебе повезло, и до тебя нет особого дела… или если ты Грэг, который быстро опомнился и, выругавшись про себя, решил, что ему плевать на всякого болвана, которому вздумалось как-то по-особому пялиться. Гораздо важнее, что этот болван сейчас скажет…
- Как жизнь, Грэг?
Голос был самым обычным, каких полно, к тому же несколько высоковат. Капитан, пожалуй, вздохнул бы с облегчением, если б это было уместно.
- Хорошее начало для пустого разговора, - как можно равнодушнее ответил он и даже рыгнул для убедительности.
- Ну что ж, давай сразу к делу, - ухмыльнулся Торус…
Разговор был трудным. Всегда трудно договориться двум людям, которые вроде и не больно-то доверяют друг другу, и, в то же время, желают каких-то взаимных гарантий. Особенно трудно, если на каждом лежит ответственность за других. Но есть ещё голос разума, и собеседники, к счастью, были разумными людьми с трезвым рассудком. По крайней мере, Грэг сегодня почти не пил. В искренности главы стражников он уже почти не сомневался. Само намерение Торуса переселить своих людей на побережье, фактически объединив с пиратским лагерем, в сложившейся ситуации было настолько идиотским, что на коварный план никак не тянуло. Оставалось выяснить, из каких соображений исходил этот человек, похожий на кого угодно, только не на идиота. Объяснения не заставили себя ждать.
- Лагерь на болоте нам всё равно придется оставить, - сказал Торус.
- Чего вдруг? Жратвы по болоту бегает навалом, золотая шахта, опять же…
- Маги.
- Причем тут маги?
- Как ты думаешь, долго ли круг воды, будет делать вид, будто ему нет дела до храма Аданоса? Не сегодня, так завтра заявится Сатурас со своей компанией, и нам придется убираться, потому что связываться с этой братией в открытую… предпочитаю менее болезненные способы самоубийства. Лично я не против убраться и мои люди тоже, особенно из этого проклятого места и вообще с острова. Поэтому я предлагаю забыть прошлое и вместе строить корабль.
Тут Грэг не выдержал и расхохотался - сказалось напряжение последних дней. Торус терпеливо дождался момента, веселье пирата пошло на спад, после чего невозмутимо поинтересовался, чего же такого смешного он сказал.
- И что же мы предпочитаем? - отозвался Грэг, - Что будем строить? Каракку? Галеру? Неф? Галеон? Или, может, мой господин не привык мелочиться, так уж сразу забубеним линейный корабль? Ты хотя бы представляешь себе, что такое построить посудину, способную вместить твоих и моих бездельников и просто выйти в море, не говоря уж о том, чтобы добраться до материка? У тебя окончательно отсырели мозги на твоём болоте…
- А ты предпочитаешь и дальше вялиться на солнышке? У меня есть нешуточное предчувствие, что отсюда надо валить - чем скорее, тем лучше. И сделать это мы сможем только объединив усилия. В общем так: среди моих людей есть три опытных корабела, - как тебе это?
После этих слов Торуса Грэг, по его же меткому выражению, «нехило офигел»:
- Забодай тебя Белиар, что ж ты сразу не сказал?!
- Для пущего драматизма…
Тут Торус - впервые за всю беседу - улыбнулся совершенно неожиданной озорной улыбкой. Грэг вдруг отметил, что незаметно проникся доверием к этому типу и перестал искать подвоха.
- Ладно, когда и скольких ты приведешь?
- Завтра вечером. С мной будет около трёх десятков стражников и еще несколько человек, кого я знаю по колонии. Остальные останутся на болоте - полагаться на них нельзя, да и не горят они желанием бросать шахту.
- Идет. До встречи!
- Не так быстро, друг мой, - отозвался Торус и потянулся к рукояти меча за спиной, - у нас гости.
Грэг проследил за его взглядом. Единственный глаз капитана налился кровью, стоило разглядеть в сумерках, что за «гости» к ним приближаются.
Глава вторая
Неподалёку от дикого берега на якоре стоял большой военный галеон под королевским вымпелом. Его борта не щерились пушками - они были зачехлены и таились в портах гон-дека за массивными опущенными люками, что само по себе нормально даже для военного корабля в военное время, ибо нечего без нужды докучать орудиям солёными брызгами. Удивляло другое - не было видно ни одного паладина, рыцаря или просто королевского солдата. Вместо них - тут и там кучковалась разношёрстная публика, отдельные представители которой были заняты делом, другие же просто убивали время.
Был уже полдень, и солнце начинало припекать, когда из капитанской каюты вышел человек, мало похожий не только на капитана, но и на моряка вообще. Он двигался с чисто сухопутной повадкой крупного хищника, которую многие назвали бы грацией. Опытный глаз, впрочем отметил бы, что эта повадка туго свернутой пружины, готовой выстрелить в любой момент, скорее приобретенная, нежели от природы: человек явно наслаждался каждым движением тела, натренированного не в казарме - уж это точно. Обутый в высокие тяжелые с железными вставками башмаки, он двигался по гулкой палубе почти бесшумно, внешне не делая для того ничего специального. Костюм его был прост: кожаные штаны и куртка с ржавыми разводами и характерными потёртостями тут и там, какие бывают от доспехов, не снимаемых сутками, и ночевок под открытым небом. Оружия ни на поясе, ни за спиной не было, чему, учитывая общее впечатление от внешности, находилось только одно объяснение: совсем недавно оно длительное время обременяло владельца, и теперь он просто отдыхал от постоянно перекошенного пояса и других прелестей ношения длинных и тяжелых аргументов.
Лицо этой примечательной личности принадлежало к той категории, справиться с которым - дело чести любого уважающего себя портретиста. Его выразительность тоже вряд ли была врожденной, поскольку сводилась, как это ни банально, к содержанию глаз. Мимическая мускулатура откровенно проигрывала телесной в развитии. Ни гримасничать, ни передавать сложные чувства средствами пантомимы, ни дружелюбно (двусмысленно, недобро, как-то ещё) улыбаться на каждом шагу человек, судя по всему, не привык. Дежурным выражением лица, скорее всего, было ненавязчиво-ироничное, приправленное от случая к случаю: когда базиликом, когда горчицей, а когда и перцем. Впрочем, более сложные букеты, в запасе тоже наверняка были.
Но вот глаза были непохожи на обычные человеческие, будь они хоть трижды распрекрасные, расчудесные или бездонные. Глаза его были похожи на палитру, где смешивались краски мира, прежде чем проникнуть в сознание в виде картины. Будто бы он уже видел один мир на стадии создания, другой - смерти, а третий застал врасплох, когда тот менял пластическую форму, и эти образы нашли себе место в рамках человеческих глазниц. Такие люди или сходят с ума, или обретают непреодолимый интерес к сущности увиденного и способность к свершениям за пределами, о которых простой смертный даже и не подозревает. Такие рождаются и умирают не "здесь" и не "вот там", а где-то, где миры собираются, чтобы покачать колыбель. Таких называют избранными.
Человек направлялся на бак, где двое, маясь от безделья, развлекались игрой в "орколюды". В том варианте, в каком играли Горн и Диего (так звали приятелей) правила её были донельзя просты. В игре находились три фишки. На каждой с одной стороне помещалось изображение человеческого лица, а на другой, соответственно, выразительной оркской хари. Игроки определялись, кто за кого играет, после чего поочередно встряхивали фишки в стаканчике и выбрасывали на крышку небольшого бочонка, где обнаруживалось, чьих физиономий выпало больше.
Существовали, конечно, и более сложные варианты, например, когда фишки у каждого были свои и могли становиться "перевертышами", переходя к противнику. Был даже очень заковыристый вариант со специально расчерченной доской и регламентированной системой перемещения по ней фишек, обладающих иерархией и возможностью развития. Так, например, фишка "охотника орков", играющая по красному полю, имела шансы стать "элитным орком", а по черному - "шаманом". Да всех вариантов и не перечесть, - попадешь, бывало, в какой-нибудь забытый Инносом уголок Миртаны и обязательно обнаружишь что-то новенькое. В общем, играли все, но всяк на свой манер (хотя, конечно, встречались и настоящие эксперты с обширными познаниями в области видов и стилей). Один наемник даже клялся тремя богами, что однажды он сотоварищи застал врасплох и вырезал оркскую заставу - только потому, что косматые часовые увлеченно резались во что-то похожее.
Нашим же друзьям было начхать на все эти тонкости и изыски. Остроту и напряженность они привносили тем, что играли на "слепой кон", то есть складывали всё, что имеют поставить, сразу в одну общую кучу, а в случае выигрыша крепко зажмуривались и говорили на выбранный противником предмет что-нибудь вроде "беру", тут же открывая глаза, или "не беру", обязывая того предложить другое.
Собственно говоря, игра у товарищей уже закончилась, поскольку иссякли ставки, и теперь каждый лениво перебирал свои трофеи, поддерживая непринужденную беседу.
- Это, дружище, у кого какие нервы, - развивал свою мысль Горн, - у меня вот нервы слабые. Я когда на такую костяную жопу в первый раз наткнулся, чуть заикой не стал. Темно ещё было… Вроде и делов-то: черепушку снёс и ладушки, а всё равно жутко. Так что, по мне, даже орки предпочтительней. Слов нет, тварь здоровая. Но и это ж как посмотреть… Я вот с ними насобачился и точно могу сказать: не так страшен орк, как его малюют. Да и насчет силы вопрос спорный, просто они большие и наглые. Я когда щенком был, у бывалых вояк всё спрашивал: и как это вообще можно - орка завалить? У него ж один дрын в мой рост… А мне говорят:
- Ну, если, к примеру, он на тебя рявкнул, а ты не обо….ся, то, считай, полдела сделано… (тут Горн жизнерадостно заржал).
- Орки оркам рознь, спокойно возразил Диего, - сам помнишь, какие давеча попадались. Со скелетами сюрпризов не в пример меньше.
- Да Белиар с ними, с орками, со скелетами. Гоблины - вот где сила, брат. Ты знаешь, что один долбанный гоблин может тащить на себе в три раза больше собственного веса?
- А обдолбанный - в четыре, - съёрничал Диего, и что с того?
- А то, что если бы гоблин был размером с орка…
- А если бы у бабушки была…
Закончить мысль Диего не успел, поскольку в этот момент к друзьям подошел человек, описанию которого мы уделили столь пристальное внимание в начале главы, и собеседники вопросительно посмотрели на него, закончив свою вялотекущую дискуссию.
- Ну и что это означает? - с невольной улыбкой спросил он (через плечо и без того облаченного в латы Горна почему-то был переброшен доспех призрака, с которым Диего здорово свыкся ещё в колонии, зато сам Диего сидел в одних подштанниках, но с грозного вида двуручным топором).
Отозвался Горн:
- Да вот никак не решим, это я должен добавить к его кольчуге пару стеблей болотника, чтобы он вернул мне топор, или он к топору бутылку шнапса в обмен на свою сбрую.
- Так мы ж мой шнапс только что выпили, - возмутился Диего.
- А болотник, перед этим курили, - он что, по-твоему, с неба упал?
- Тупик… - задумчиво произнес усатый дядька.
Наш человек не решил, плакать ему, или смеяться, поэтому не стал делать ни того, ни другого. Ограничился следующим:
- Мы втроем сейчас отправимся на берег. Нужно запастись пресной водой. Если наткнемся на каких-нибудь тварей, план такой: я дерусь, Горн обмахивает меня этой вот одёжкой, чтоб я не вспотел, а ты, Диего принимаешь распущенные позы и эпатируешь нападающих, дабы рассеять их внимание.
Два приятеля переглянулись, глубоко вздохнули и вернули друг другу личное имущество, почти одновременно перебросив оное через бочку. Одеваясь, Диего почему-то заявил, что хочет ветчины. Мысли Горна были заняты другим. Он посмотрел на берег, посерьёзнел и спросил инициатора полезного мероприятия:
- Надеюсь, ты знаешь эти места… Как земля-то называется?
- Знаю. Называется - Яркендар…
***
Спускаясь вниз по склону, поигрывая огромными мечами, к Торусу с Грэгом приближались четыре фигуры в невиданных ранее тяжелых латах цвета серой могильной пыли. Спускались бесшумно, без угрожающего рёва, даже теперь, когда были обнаружены, что не вполне отвечало обычаям орков. Далеко за ними, наверху виднелся ещё один силуэт - в трубу Грэг разглядел шамана.
Торус бросил взгляд налево - туда, откуда пришел. "Мост", ведущий через ущелье к болоту, был уже перекрыт. Бежать некуда. Оставалось лишь слабая надежда прорваться наверх к телепортёру и уложить одинокую тварь прежде, чем она сожжёт обоих огненными шарами. В том случае, конечно, если удастся справиться с этими, которые были уже в какой-нибудь сотне шагов.
- Ты таких раньше встречал? - услышал Грэг.
- Не доводилось пока, - выдавил из себя капитан.
- Тогда давай попробуем, насколько прочная у них шкура.
Больше медлить было нельзя. Еще немного - и придется драться по сценарию, который предложат орки. Оба переглянулись и сделали первый ход - партия началась.
Позволить себя окружить и отбиваться спиной к спине было нельзя: задавят массой, да и оружие слишком разное. Если Торус мог бы, пожалуй, держать врагов на расстоянии не сходя с места, то Грэгу нужен был простор для движения.
Один из орков очень кстати дернулся вперёд. Торус ушел из-под замаха по дуге влево, оставаясь лицом к орку, затем, не прекращая движения присел и развернулся вокруг своей оси, перерубая противнику подколенные сухожилия. Раздался страшный рёв и орк рухнул мордой вперёд - ещё живой, но уже не опасный. Оставшиеся разделились: двое устремились к Торусу, а один взял на себя Грэга, как не такого серьёзного на вид соперника. Орки вообще недооценивают врагов, иначе бы они, вероятно, давно выиграли войну. Этот элитный орк, пока не встречавший достойного противника, повторил ошибку всего племени, поэтому оказался не готов к встрече подготовленной капитаном. В тонкую щель между наплечником и нагрудной пластиной воткнулся кинжал, брошенный со страшной силой, неугаданной орком в невысоком человеке. Огромная правая лапа враз повисла как плеть, а меч чуть не выпал, перехваченный левой в последний момент. Орк с досады заскулил и неловко отразил первый удар тяжелого палаша. Теперь он мог только защищаться.
Труднее приходилось Торусу - на него наседали сразу двое, причем действовали расчетливо и хладнокровно, памятуя о судьбе первого, который отполз в сторону и не рыпался больше, только глухо стонал по-своему.
Грэг нападал чуть ли не сразу со всех сторон, и краем глаза с беспокойством следил за неожиданным соратником. Тот плёл кружево длинным клинком, не делая ни одного лишнего движения - каждое следующее было логическим продолжением предыдущего. Перед ним была область, через которую орки пока не могли прорваться, как ни пытались. Вопрос был в том, кто первый допустит ошибку: ждать, пока жертва устанет, орки не могли, поскольку заметили, что Грэг теснит своего противника, и тот уже еле отмахивается. Вот-вот численное преимущество будет потеряно и тогда оркская бабушка надвое сказала, кто одержит верх - с такими бойцами "элитные" ещё не встречались. Они и допустили главный просчёт. Решив форсировать события и убедившись в безуспешности фронтальной атаки коллективными усилиями, они разделились в надежде напасть с двух сторон. Номер не прошел - Торус резко ушел вправо и на миг оказался лицом к лицу с единственным врагом. Превратив парирующее движение в замах, он ударил по глазам и, возвращая клинок, перерубил орочье горло, откуда на морду мракориса хлынула черная кровь. Переступив через грузно осевшую тушу, он шагнул вперёд в тот момент, когда Грэг, уже добивший своего, воткнул четвёртому лезвие под лопатку. Тот захрипел и повалился. Торус с ледяным спокойствием добил отползшего и вытер мокрое от пота лицо. С этими всё…
Грэг, тяжело дыша, вопросительно мотнул головой в сторону шамана, застывшего наверху. Торус коротко кивнул, и двое рванули к телепорту, - то сближаясь, то разбегаясь в стороны.
Первый огненный шар прошел между ними, обдав жаром, но не задев никого. Второй вскользь пришелся по рукаву пирата, и Грэг с рыком насчет чьей-то матери кувырком сиганул вбок - за кстати подвернувшийся валун. Там он быстро сбил пламя и снова дернулся вверх - теперь уже вслед за Торусом, который, тем временем, демонстрировал поразительную ловкость для столь грузного тела, да ещё и в тяжелой броне, чудом уворачиваясь набегу уже от второго шара в свой адрес.
Очередной летящий сгусток огня получился каким-то чахлым и растворился в прохладном сумеречном воздухе, даже не долетев до цели. Торус недобро ухмыльнулся. До шамана оставалось несколько прыжков. Орк потянул из-за пояса топор, и приготовился. В глубине его глаз вдруг вспыхнули красные огоньки и выросли до размеров зрачков. Торус вдруг будто провалился в болото, хотя никуда не падал - воздух вокруг него загустел, стал липким и омерзительным. Тягучая жижа проникала в ноздри, в рот, разрывала легкие. Стражнику почудились щупальца, которые обвивали тело и тянули вниз, даже не к земле и не под землю, а куда-то в еще более отвратительную пустоту. Сознание не уходило, но тело больше не слушалось. Торус увидел, как шаман шагнул к нему, занес топор для удара и…
И тут все кончилось так же внезапно, как и началось, не успел Торус попрощаться с жизнью. Орк застыл с занесенным топором и не двигался. Воздухом снова можно было дышать.
Побежал изрядно запыхавшийся Грэг.
- Для начала медленно положи топор на землю, - услышали пират и стражник знакомый голос из-за спины шамана. Глухо забулькав глубоко в глотке, орк выполнил приказ. - Теперь сними пояс…
Грэг, свяжи ему лапы.
Капитан, не зная, чему больше удивляться - тому, что орк понимает человеческий язык или неожиданной помощи того, кого уж никак не ожидал повстречать здесь и сейчас, решил пока не удивляться ничему и просто потуже стянул локти шамана за спиной.
Торусу вообще пока было не до эмоций, он привыкал к мысли, что ещё жив.
Снизу послышалось лязганье. Человек выхватил меч, который только-только вернул в ножны и прыгнул в темноту. Торус, что есть силы врезал пленному по черепу рукоятью и, вслед за Грэгом заспешил помогать.
Помощь не понадобилась. Три орка лежали, имея ранения, несовместимые с жизнью, ещё двое спешно удалялись - это были те, кто перекрыл мост. Они, видимо, собирались поставить жирную точку. В каком-то смысле - поставили. Люди привели в чувство крепко оглушенного орка и, хвала Инносу, без приключений добрались до пиратского лагеря, население которого, как оказалось, изрядно пополнилось.
* * *
Так получилось, что высадку на берег пришлось до поры отложить. В момент, когда шлюпка уже готова была к спуску на воду, прибежал взъерошенный и не на шутку озабоченный чем-то Мильтон. Он пошептался с инициатором пополнения запасов пресной воды, после чего чуть не силой утащил его за собой в капитанскую каюту и запер дверь изнутри. Слегка ошарашенным Диего и Горну оставалось только одному пожать плечами, а другому - с деланным равнодушием сплюнуть за борт.
… - Итак, ты продолжаешь настаивать на том, что твоё прошлое не имеет значения? - пытал собеседника Мильтон.
- У тебя что, есть причины мне не доверять?
- У меня есть причины предложить тебе быть более искренним. То есть - признать, что ты просто ничего не помнишь до того момента, как осознал себя мужчиной, стоящим под стражей на краю скалы около озера. Самые старые твои воспоминания - судья, читающий приговор и маг с письмом для Корристо… так?
- А если и так, что с того. Неужели ты думаешь, что я не пытался…
- И не пытайся больше. Не мучай себя и не морочь голову другим. Тебе нечего вспоминать. По крайней мере здесь и сейчас - в этом облике и … Проклятье, как неточно я изъясняюсь. Возможно, кто-то более мудрый смог бы высказаться на языке истинных понятий. Наверное, я делаю ошибку. Ты не должен… Ксардас не мог не знать, однако он ничего не сказал тебе. Иннос правый, какой я дурак…
Человек слушал внимательно. Лицо его застыло и не выражало ничего. Только глаза выдавали чудовищное душевное напряжение. Мильтон уже не просто жалел, что затеял этот разговор - внутри зарождался ужас. Ведь если его догадка верна, то он, высказавший её вслух, должен умереть, ибо коснулся запретного знания - того, чего не ведает сам Междумирок, сидящий здесь, рядом, и ведать, скорее всего, не должен.
В дверь каюты постучали. Человек резко встал, в пол-оборота посмотрел на Мильтона (как показалось тому - тяжело), и молча вышел. Маг стиснул виски руками и уткнулся в стол.
Джек протянул человеку подзорную трубу и указал пальцем на едва различимую точку вдали. Это была большая оркская галера, направлявшаяся под веслами в их сторону. На палубе тут и там виднелись небольшие кучки "элиты" в серых латах. На баке размещалась внушительная катапульта, ахтеркастль щерился тяжелыми арбалетами, способными разворочать фальшборт восемью - десятью болтами. Основная часть орков, видимо, укрылась в надстройках, чтобы не вялиться на солнце. Не было похоже, чтобы на галере готовились к бою.
- Думаешь, нас не увидели? - опустив трубу, спросил человек капитана.
- Нет, не видят пока. Мы мало того, сливаемся с берегом, - за нами ещё и солнце слепит. А оптики у орков пока не было замечено.
- Ставим паруса. Ровно столько, чтобы увести корабль вон за тот мыс, где скалы. Спрячемся до поры. На скалу дозорного - Волк пусть идет, да сигналы прихватит. Пушки готовить…
Глава третья
Через несколько часов напряжённого ожидания со скалы на корабль передали условный сигнал. Волк вернулся на борт и доложил ситуацию: орки бросили якоря у берега и спустили две шлюпки с воинами и шаманом. Паруса и весла убраны, так что маневрировать галера не сможет.
Два корабля были разделены лишь небольшой скальной грядой, так что когда, откуда ни возьмись, позади оркской галеры нарисовался военного образца многопушечный галеон королевского флота, среди вновь прибывших поднялась нешуточная паника. Наверное, это было самое короткое морское сражение в истории Миртаны - жаль, что его не зафиксировали летописцы. Первый же слитный залп с квартер-дека в упор оказался последним, поскольку два ядра вошли по ватерлинии, остальные же превратили правый борт галеры по мидль-шпангоуту в крошево. В трюмы хлынула вода, судно сразу получило сильный крен и стало тонуть. Многие орки попрыгали в воду и поплыли к берегу. Волк и Диего из «вороньего гнезда» без проблем расстреливали тех, кто ещё метался по оркскому кораблю, на глазах уходящему под воду.
Пираты, само собой, всполошились, услышав неподалёку знакомые раскаты. Как говорят тяжёлые корабельные орудия, они прекрасно знали и не спутали бы эту музыку ни с какой другой, так что на небо никто не посмотрел и ладонь в жесте "неужто дождик" никто не выставил. Да простит Иннос, Аданос ему в подспорье, но ни один, даже самый свирепый, гром небесный не сравнится с хором из пяти - шести пушек, которым вздумалось рявкнуть разом. В направлении, откуда внезапно донеслась, а потом так же внезапно закончилась пальба, отрядили на разведку самую быстроногую абордажную команду. Ну… вы поняли… быстроногую в понимании моряков, ибо в беге по суше, да еще по песку, затем - по камням, потом - по скалам и в обратном порядке они вообще были не сильны. В каком-то смысле, команда перемещалась резво, но атакующий падальщик развивает явно большую скорость.
Это всё к тому, что когда пираты добрались до места, из воды торчала только мачта оркской галеры, а несколько уцелевших орков, задыхаясь от усталости, на четвереньках выползали на сушу. Пловцы они и так были аховые, а тут ещё и тяжесть доспехов сказалась. В общем, будь они хоть трижды элитные, в сложившейся ситуации с ними бы лихо и с огоньком справилась парочка подслеповатых престарелых кротокрысов. Ну а пираты и подавно - поржали от души над орками, силящимися подняться на ноги и захлёбывающимися слюной, а потом начали неторопливо отрубать им головы. Один орк, наблюдая такой срам, пополз, было, от безысходности назад в воду, но силы его оставили, и он рухнул мордой в мокрый песок, на который то и дело набегала легкая волна. Этого просто связали - пригодится.
Только тут пираты призадумались над тем, что орки, скорее всего, отправились купаться не по собственной инициативе и подняли головы. Все, что они увидели - краешек кормы, которая через секунду полностью скрылась за скалами. Всё, что поняли - направлялся корабль явно в сторону их лагеря.
Одному, впрочем, хватило увиденного для того, чтобы узнать галеон, который не так давно отправил ко дну их собственное судно.
Не на шутку встревоженные, парни теперь уже действительно помчались назад…
***
Визит непрошеных мохнатых гостей расстроил все планы. Просто запастись пресной водой и, оставшись незамеченными, отправиться к материку не получилось.
Вместо этого нарисовались проблемы, одна из которых, хвала Аданосу, была решена - галера потоплена. Осталось "всего ничего" - объясниться с пиратами и выследить орков, отправившихся на берег в двух шлюпках с последующим их уничтожением.
"И хорошо бы вообще-то узнать, какого рожна им тут понадобилось… больно уверенно шли… непохоже, что забрели случайно", - такие мысли крутились в голове человека, который стоял на носу корабля, входящего в укромную бухту, известную очень небольшому числу людей, основную часть которых составляли пираты Яркендара.
Их лагерь уже виднелся.
Судно стало на якоря на виду у морских разбойников. На берегу наблюдалось известное оживление, естественное в ситуациях, подобных этой: тут большой многопушечный корабль, а там люди, которым нечего противопоставить, но как-то защищаться хочется. Естественно, весь лагерь стоял на ушах.
Дабы не нервировать пиратов, человек велел закрыть пушечные порты, после чего собрал команду и вкратце ознакомил с ситуацией, затронув кое-что из своих яркендарских приключений.
- На берег я сойду один, - добавил он в конце. - Остальные остаются охранять судно: пираты - народ инициативный, особенно если им мозолит глаза красавец - корабль, а своего нет.
Никто особо не возражал. Условились о сроке ожидания - двое суток, после чего надлежало сняться с якоря и уйти, как и планировалось, к материку.
Напоследок человек подошел к Мильтону и вполголоса сказал:
- Не мучь себя… пока ты не сказал мне ничего, о чем бы я ещё не думал. Возвращайся к своим оркским книжкам и переводи дальше. Когда вернусь, ты мне всё расскажешь. Заранее не советую тратить время на сочинение истории о временном помешательстве рассудка на почве чего-то там, всё равно не поверю. Лучше закончи то, за что взялся - раз начал снимать с меня шкуру, снимай всю. Лучше так, чем будет мотаться лохмотьями. Если мне судьба - узнать правду не из уст великих магов, а из темной писанины, то так тому и быть, оттого она не станет правдой в меньшей степени…. Как ты там сказал… Междумирок? Ну-ну… Хоть какое-то имя.
Человек резко развернулся и направился к шлюпке. Мильтон почувствовал, что ему почему-то полегчало. Оказывается, осознание собственной обреченности способно не только ввергать в ужас, но и приносить удовлетворение…
***
К тому времени, как Междумирок последним мощным движением весел заставил шлюпку чуть не на треть корпуса въехать на песчаный берег, пираты уже знали о потопленной оркской галере, отметили отсутствие агрессивных намерений со стороны тех, кто её потопил и, спохватившись, послали людей за связанным орком, брошенным впопыхах на месте происшествия. В общем, "полундра" на повестке дня больше не стояла, - пираты просто ждали дальнейшего развития событий, потому что больше, собственно, ничего и не оставалось.
Узрев, вместо паладина-парламентера, вылезающего из шлюпки старого знакомого, они не на шутку развеселились, сообразив, что корабль попросту угнан у Хагена из-под носа. Ничего не зная о подлинных целях захвата корабля, пираты, естественно сделали свои выводы о том, зачем галеон приведен в Яркендар. Междумирок, по понятным причинам, пока не стал их разочаровывать. Пришлось тут же на ходу придумать историю о наложении на корабль магического заклятия, убивающего любого, кто поднимется на борт, кроме нынешней команды. Подкупленный корыстолюбивый маг Мильтон, дескать, помогавший тырить корабль, напутал что-то в заклинании, и оно будет держаться еще минимум пару дней, вместо того, чтобы рассеяться сегодня, когда дело сделано. Пираты, посовещавшись, решили (от греха подальше) уважить карантин.
Только тут Междумирок заметил отсутствие Грэга и на вопрос, куда запропастился старый пройдоха, получил исчерпывающий отчет о событиях последних дней и встрече с Торусом. Памятуя о высадившихся во главе с шаманом орках, он посоветовал безотлагательно послать гонцов на болото, а сам спешно направился в каньон.
Что случилось в каньоне, мы знаем.
Торус отдавал себе отчет в том, что его жизнь висела на волоске. Грэг тоже не без оснований испытывал что-то похожее на признательность в адрес неожиданного подкрепления в лице нашего героя. Только когда трое добрались до лагеря, притащив с собой шамана, флибустьера покинула противная нервная дрожь.
Итак, как мы уже упоминали, численность лагеря резко возросла. Здесь уже были люди Торуса, которые почти не контрастировали красными доспехами с бурыми робами пиратов. Хотя, может быть, тому причиной была ночь. Итак, пираты перемешались с изрядным количеством стражников, которые, завидев невредимого командира, перестали готовиться к худшему и расселись промеж пиратов у костров, недобро поглядывая на старого орка с раскрашенной мордой. Последнего заперли в одной их хижин - там уже валялся давешний элитный, которого, чтобы не приходил в себя и не проявлял инициативы, накачали "двойным молотком" до потери пульса.
Тот, кто теперь звался странным именем "Междумирок", собирался позднее допросить шамана. На вопрос, как он собирается беседовать с орком, он только ухмыльнулся и ответил любопытному услышанной когда-то в колонии фразой: "Я разберусь, не волнуйся…".
Потом он прилег отдохнуть и задремал у одного из костров, положив под голову чью-то флягу, обшитую овечьей шкурой. И хотя во фляге был грог, и хозяину фляги отчаянно хотелось грога, его не беспокоили.
Грэг выставил караулы, после чего они с Торусом тоже отправились спать: капитан распорядился, чтобы главе стражей отвели на ночь "каюту". Общее напряжение спало. В лагере уже знали о том, что количество перебитых в каньоне орков соответствовало числу высадившихся сегодня на берег. А остальные, как известно, погибли на корабле и - с шутками да прибаутками - от рук пиратов, посланных в разведку.
Глава четвертая
Междумирок проснулся, когда только-только начало светать. Ещё серый воздух пока хранил ночную прохладу, а над гладкой как зеркало и почти неподвижной поверхностью воды висели мелкие прозрачные перья тумана - вода не успевала остыть.
Лагерь был очень тих. Только от ворот доносились негромкие голоса: это переговаривались караульные, которые проще переносили "собаку", коли поддерживали какой-нибудь немудреный разговор.
Междумирок неслышно прошел по песку, неслышно толкнул шлюпку и, стараясь не шуметь, без лишнего плеска, широкими мягкими гребками весел направил её к кораблю…
На вахте стоял Ангар. Как всегда, ничего не сказал и поздоровался глазами. Глазами же и ответил на немой вопрос: "Всё ли в порядке?" Лицо его, с некоторых пор, посветлело и стало, почему-то, выразительным, хотя мимической игры на нем не прибавилось. Итак, всё было в порядке. По крайней мере, не произошло ничего, что бы Ангар счел "событием" или "происшествием". Джек немного бурчал, что, дескать, кораблю, который никуда не идет, не нужен капитан, Мильтон выглядел растрёпанным, но ни то, ни другое не было серьезной угрозой кораблю, поэтому бывший тамплиер, не раскрывая рта, доложил: "Да, все в порядке… да, без происшествий".
Междумирок направился к Мильтону.
В каюте можно было вешать топор. Мильтон спал без памяти, мертвецки пьяный. На столе лежала раскрытая тетрадь в кожаном переплете. Первые строчки были крупнее остальных и несколько раз подчеркнуты, что невольно бросалось в глаза: "Мне проще, если ты это прочтёшь. Я не готов говорить о таком вслух и сохранять трезвость ума. Прошу - никогда не напоминай мне о том разговоре, который я имел глупость начать и обо всём, что связано с ним. Книгу я уже утопил. Все, что я тебе обещал - в этой тетради. Надеюсь, ты её уничтожишь".
Междумирок невольно улыбнулся: уловка Мильтона, который накачался до беспамятства, лишь бы не иметь очной беседы, была остроумной и совершенно не в духе магов огня, пусть и начинающих. А может, и письменное изложение оказалось нелегким испытанием. "Ладно, будем надеяться, что пока писал, он не пил", - подумал Междумирок и, сунув тетрадь в карман, вышел.
Джек завтракал ветчиной, сыром, хлебом и молоком. Междумирок, по предложению капитана, разделил трапезу, после чего, подкрепив силы, заявил, что покидает корабль.
- Совсем?
- Совсем.
- Но ты же собирался…
- Все меняется, в том числе и намерения. У каждого из вас есть планы, связанные с кораблем. Пора вам заняться их исполнением. А мне надо на берег…
- Но мы могли бы подождать ещё немного.
- Вы - могли бы, а пираты? Нет, они, конечно, парни разлюбезные, и можно было бы договориться, но… не доверяю я их инстинктам. Не может быть двух капитанов на одном корабле.
- Всё равно не пойму, что у тебя осталось на этом проклятом берегу?
- Вопросы. Вопросы, требующие ответов…
***
Человек стоял у кромки воды и смотрел вслед уходящему кораблю. На поясе его висел тяжелый меч. Рядом - в ногах - лежали в кожаном чехле тяжелые доспехи изрядной цены и немалой прочности. Ещё была фляга, обернутая овчиной, одинаково хорошо хранящая холод и тепло, небольшая сумка, отороченная крупной замшевой бахромой, а поверх всего - еще один клинок - большой диковинного вида клеймор, за рукоять которого легко ухватились бы пять, а то и шесть мужских ладоней. Дураку было ясно, что это лезвие покидало ножны только по важным причинам.
Сзади к человеку подошел Грэг. Его сапог нашел немного гальки на песчаном берегу и вопросительно хрустнул. Человек не обернулся.
- Ты ведь не ждал от судьбы подарков, да, Грэг?
Ответом был тяжелый глубокий выдох.
- Он не ждал, - сказал за него третий голос - голос Торуса. - Просто теперь он в них ещё и не верит. В словах вечного стражника слышались нотки удовлетворения.
- Ты-то чему радуешься? - неожиданно ощерился Грэг.
- Тому, что наш уговор остаётся в силе…
Грэг зло сплюнул под ноги всем троим, резко развернулся и ушел прочь. Торус промолчал и только ухмыльнулся ему вслед. Потом тоже устремил взгляд на уходящий корабль. Потом - вниз.
- Отличный меч у тебя. Наверняка, мой переломит. Не хотелось бы, конечно… Он у тебя недавно? В прошлый раз я его не видел, наверняка бы запомнил.
- Это не для людей.
Торус понимающе кивнул, хотя его кивок человек видеть не мог, поскольку так и не повернулся.
- Я не буду слишком навязчивым, если задам вопрос? Вчера было не до этого, - изрек он после небольшой паузы.
- Нну?
- Когда ты появился в каньоне, мне показалось, что в тебе что-то изменилось… Понимаю, вопрос либо глупый, либо дружеский, но всё же?
- Иногда он позволял себе быть просто любопытным…
- Что-то вроде того.
- Тогда подыграю тебе и побуду откровенным. Да, изменилось. У меня появилось имя.
-Ты шутишь? Именно "появилось"? Я-то думал, что ты просто решил унести его с собой в могилу, чтобы до скончания мира будоражить воспаленные умы летописцев.
- Ба-а, Торус шутит, - чуть улыбнулся человек.
- Не обращай внимание, просто видел хороший сон… Итак, как же нас зовут?
- Тебя - Торус, не иначе, в честь какого-нибудь древнего божка. Меня - Междумирок, и что это значит, я пока сам не знаю. Оттягиваю удовольствие.
- Нда. Так вот откуда у меня к тебе симпатия. Я ведь тоже в некотором роде - Междумирок…
В этот момент в лагере раздался звон рынды.
- Пойдем, наш друг капитан собирается сообщить всем что-то очень важное, - отреагировал стражник. - Мне надо проконтролировать парней, да и тебе хорошо быть в курсе. Если что, можешь рассчитывать на мою поддержку. Мою и моих людей.
Междумирок с благодарностью посмотрел на Торуса.
- Да ладно, в конце концов я твой должник, - отозвался тот. - Надеюсь, старый соленый пес не забыл, что он - тоже.
Посреди лагеря собралась толпа. Грэг стоял на возвышении - трибуной служило крыльцо его хибары, гордо именуемой "капитанской каютой". Вокруг скучились пираты, а вторым кольцом стояли стражники. Торус одобрительно хмыкнул и присоединился к ним. Междумирок остался в стороне.
Грэг еще подождал, пока не затихнет неизбежный в таких случаях гам и начал. Впрочем, даже не начал, а просто сказал, ибо был довольно краток.
- Значит так, придурки! (Пираты непонимающе загудели, некоторые стражники пожали плечами, а вот Торус, наоборот, разулыбался и с облегчением выдохнул).
Грэг, тем временем продолжал:
- Да-да, придурки! Так я называю любого, у кого в башке больше крысиного жира, чем мозгов, и, за нехваткой вторых, он думает первым. (На смену гулу пришло напряженное внимание).
- Надеюсь, здесь нет идиотов, ждущих подарков от своей етидреной судьбы? Вот и ладно. Галеон, на котором некоторые уже мысленно свалили с этого долбанного острова, ушел. Ушел потому же, почему и пришел, то есть кур его знает, почему. Вот и всё, этот вопрос закрыт…
Теперь другой. Некоторые уже соизволили продрать глаза и заметить, что нас стало несколько больше. Да-да, именно "нас"! И мы будем строить корабль. (На этом Грэг поставил жирную точку. В смысле - удалился в хибару и так стукнул дверью, что с крыльца свалилось массивное полено, на которое во время спича была патетически водружена капитанская нога).
Междумирок, выждав паузу, зашел к Грэгу и одобрительно-вопросительно посмотрел на капитана, который яростно мял в руке кусок вареного мяса и прихлебывал из бутылки.
Пират, наконец, соизволил оторваться от увлекательного занятия и, срыгнув, пробурчал:
- Ты, вроде, хотел допросить своего ******* орка? Так вперёд, пока его не кончили. А у меня своих дел по горло, уж извини…
Глава пятая
Междумирок стоял на берегу и задумчиво ковырял башмаком песок. Время от времени попадались камешки - их он поддевал носком и отбрасывал в сторону, иногда попадая в кого-нибудь. Вокруг вовсю сновали люди, занятые работой - сооружали слип. Некоторые, кто получал крупный голыш в чувствительное место, недовольно оборачивались, но только недоуменно пожимали плечами, когда видели, кто это озорует и с каким глубокомысленным выражением лица. С таким лицом ни в жизни не безобразят… как минимум конструируют баллисту, проводя на глазок тонкие расчеты. (Шутки шутками, а пушка у пиратов, как мы помним, была всего одна, да и то - видавшая виды).
Между тем, мысли в голове у этого человека были далеки от общих насущных проблем.
Он вообще часто думал. И когда думы были особенно темны и тяжелы, он искал уединения и шелеста воды - реки или моря, а когда с водоемами поблизости было совсем худо, он, порой, мог просто медленной струйкой переливать воду или пиво из стакана в стакан, будто между ним и этими потоками - большими и маленькими заключалось некое родство, будто просил он совета…
И тогда в самой шумной таверне, - посреди разгоряченного и подгулявшего люда, который плясал, скандалил, орал не в лад застольные песни, толкал локтями и задницами, брызгал спиртным во все стороны, - приходили отрешение и сосредоточенность, и мысли ложились в русло… и мерно текли чередой.
Вот и сейчас он уже не замечал суеты вокруг, но что-то не было не так. И все чаще становилось дыхание и выше поднималась грудь. Резче и больнее летели камни в ужё теряющих смирение тружеников…
***
Рука сама тянулась к тетради, глаза уже предвкушали неровные строки, но он не позволял себе сделать это сейчас. Он не был готов, поскольку пребывал в смятении. Знал, что прочитанное будет правдой, но, в то же время, предвидел, что не поверит… Либо поверит как Мильтон - на грани помешательства.
Сколько раз он творил непостижимое для простого смертного. Сама смерть так часто меняла обличье, что если в очередной раз она придет к нему в его же обличье, то он, пожалуй, даже и не удивится. Сколько раз он слышал слова «разрушить», «найти», «изгнать», «не допустить»… И всякий раз это было «необходимо», как минимум «надо»… Кому надо, почему… почему - он? Почему - то ли ложью, то ли недосказанностью веет от этого «избранный»? Почему, тем не менее, всякий раз, когда он говорил: «Избранный - это я», - и ему просто верили, это было важно для него.
Наконец, что его ждет впереди и что «надо» ему? Почему и откуда эта странная передышка, эта предоставленность самому себе?
Он был раздражен. Раздражение мешало ему открыть тетрадь и углубиться в чтение.
Слова, возникшие в воспаленном сознании будто бы пришли ниоткуда, родились в голове сами. Или всплыли из таких недр памяти, в которые он пока бессилен был заглянуть. Он прошептал их вслух, чтобы яснее вслушаться в их смысл:
- Желаешь быть непримиримым - будь огнем…
Намереваешься быть мудрым - будь водой…
Хочешь найти сокрытое во тьме - будь самой темнотой…
Слова эти принесли неожиданное облегчение. В который раз, но теперь - близкий к спокойствию -
он спросил себя, что есть его память? Отказывает в простом и обыденном, словно рисуя черту: «До сего момента - пустое, ни к чему это». И, в то же время с готовностью извлекает откуда-то вселенские софизмы.
«Хочешь найти сокрытое во тьме - будь самой темнотой»…
Междумирок закрыл глаза и глубоко вдохнул, задержав воздух в легких. Выдохнул, когда стало нестерпимо и разнял веки. Развернулся и быстро зашагал к хибарам, к превеликому облегчению того - с молотком, этого - с рычагом, пятого - с пилой и десятого - тоже занятого чем-то полезным.
Ур-Шак, от безысходности, дремал. Снаружи послышались голоса - кто-то разговаривал с караульным. Дверь резко распахнулась, вошёл «друг» и, тяжело посмотрев на него, мотнул головой в сторону выхода:
- Пошли.
Потом без лишних объяснений, взял за шиворот огромную серую тушу орка-меченосца, апатично валяющуюся в другом углу и одним рывком поставил на ноги, даже не заметив, как округлились и полезли на лоб глаза караульного, стоящего в проёме с арбалетом наготове. «Друг» тычком заставил меченосца вывалиться из хибары и вышел сам. Снаружи ещё раз сказал:
- Выходи.
Шаман не без труда поднялся на уже старые, да ещё и затёкшие ноги и заковылял к выходу. Он приготовился к худшему.
***
Они шли по каньону. Мимо кустиков жесткой травы, мимо огромных рыжих валунов, мимо людских и орочьих скелетов, наступая на черепа глорхов. Этот мир не терпел разложенья и трупного смрада. Даже те, кто полег здесь совсем недавно, были обглоданы разным зверьем до блеска и весело скалились вслед трём путникам, и провожали их пустыми глазницами. Трое шагали по жесткой взвеси из глины, песка и мелких острых камней, а над ними раскинулось из конца в конец мироздания бездонное нереально синее небо.
Впереди шел серый меченосец со связанными руками-лапищами, за ним на некотором расстоянии по-старчески размеренно полз Ур-Шак, последним, прямо за спиной шамана, ступал человек.
- Куда ты нас ведешь... куда, человек?
Голос старого орка как будто дал трещину. Междумирок ответил не сразу. Они еще какое-то время шли молча, после чего шаман услышал:
- Я не спрашиваю тебя, зачем ты приплыл сюда, Ур-Шак, зачем привел воинов, потому что это уже не важно. Я веду тебя на встречу с твоим господином.
Шаман ожидал услышать что угодно, но услышанное заставило его повернуть голову и поискать на лице человека признаки безумия, которых он не нашел, как и не нашелся с ответом. Поэтому он просто продолжил путь, указанный человеком: в дальний конец ущелья, где стоял алтарь Бельджара - его бога… его великого владыки. Самый древний из тех алтарей, которые были ему известны.
Междумирок предчувствовал что-то в этом роде, поэтому не удивился, когда впереди - у алтаря тускло блеснула на солнце сталь воткнутого в землю большого орочьего меча. Поэтому и не дернулся, когда ушедший вперёд меченосец рванулся и побежал к оружию, чтобы молниеносно хватить верёвками по лезвию, облапить рукоять и развернуться, потрясая клинком, издавая утробный рык. Вероятно, так было нужно. Он не смог бы принести в жертву барана.
Сознание меченосца сразу прояснилось когда он увидел оружие, будто посланное его Покровителем. Так и есть. Он бежал, и черные прорези на шлеме Владыки одобрительно смотрели на него, внушая: «Отомсти за унижение, убей человека, разорви его в клочья и дай мне насладиться его кровью, утоли мою жажду». Одно движение, чтобы освободиться от пут, одно движение - потянуть на себя рукоять, одно движение - повернуться и посмотреть на врага глазами неминуемой смерти…
Ур-Шак видел всё. Откуда-то из глубины всплывало понимание - это не спасение. Он просто должен смотреть. Тем не менее, в какой-то миг инстинкты взяли верх, и на ладони заплясал огонь, готовый полететь в человека. Внезапный порыв ветра сорвал огонь с руки, и будто сожрал его. Другой порыв сбил с ног и ослепил пригоршней песка. Несколько мгновений шаман продирал слезящиеся глаза, ещё несколько - поднимался. Когда он снова прозрел, то не узнал окружающего мира - воздух стал серым, очертания каньона - призрачными, сквозь них проступали неясные черты чего-то иного, чужого и нездешнего. Отчетливо виднелись только две фигуры: орк и человек. Ур-Шак посмотрел на алтарь - тот становился все ярче и четче в сером призрачном мире, наполняясь внутренним свечением. Сквозь тающую в холодном, но душном воздухе маску изваяния проступали черты знакомого лица. Шаман вздрогнул и, не веря себе и своим глазам, в ужасе перевел взгляд на… На кого? Кто или что это? Ужели сам Белиар в обличье человека ступил на землю, охваченную войной и политую кровью, и всё это время ходил меж орков и людей, и всяких тварей - никем не узнанный?
Серый орк приближался, и в руках его ходил клинок. Человек стоял и спокойно ждал, и лезвие меча его покоилось на плече, а правая ладонь придерживала оружие за длинную - в полтора локтя рукоять. Только когда орк занес сталь, чтоб разрубить пополам неподвижную фигуру, человек несуетно снял меч с плеча и легко принял удар на сильную часть клинка. Серый попробовал надавить, но короткое встречное движение откинуло его оружие чуть не за спину, а связки взвыли, не давая тут же снова рубануть сверху.
Опережая его попытку, человек шагнул вперёд, и пнул в живот, вминая панцирь. От неожиданно страшного удара, орк мешком соломы отлетел назад и выронил клинок. Едва разогнувшись от боли, он понял, что не сможет ни встать с колен, ни набрать воздуха. Орк с трудом поднял взгляд. Теперь приближался человек. Приближался жуткой размеренной поступью, и лицо его не выражало ничего. Приближался, переворачивая тяжелый диковинный меч отточенным острием вниз и занося его для удара. Последнее, что успел подумать серый латник перед тем, как лезвие почти на всю длину вошло в его плоть у основания шеи, рассекая на своем пути мышцы и жилы, дробя кости, - это то, что человек даже не дрался с ним. Так не сражаются, так забивают скот… Без ненависти и без пощады.
Междумирок рывком вверх высвободил меч. Из зияющей раны в опрокидывающейся назад туше ударила бурая кровь и запятнала алтарь.
Ур-Шак смотрел, не в силах оторвать взгляда. Он видел, как умер орк, как брызнула кровь на изваяние, и как раскаленный камень стал трескаться, осыпаясь скорлупой, освобождая двойника Того-Кто-Принес-Себе-Жертву. Шагнувшую вперед из крошева фигуру облепили лохмотья окружающего сумерка и она потемнела, утратив четкость очертаний.
И наступила тишина.
И в тишине раздался лязг мечей, скрестившихся по воле Тех Двоих. Один клинок был почти не различим во тьме, так чёрен. Другой же менялся, равно как менялось его имя. Менял обличье и тот, кто держал его в руках. Три раза преломился черный меч и два раза он становился снова цел, пока не переломился в третий. Третий же меч, что переломил последний черный, сам выглядел чернее ночи, и сполохи дыма змеились по его клинку. Отступив, зашипел, как ползучий гад, и растворился в сером воздухе явившийся из алтаря. Когда же это свершилось, засмеялся тот, кто был последним, и смех его походил на раскаты весеннего грома далеко в небесах.
Стройный и статный, лицом он походил на юношу, чьи черты совершенны. И весь был как человек, только из глазниц смотрела бездна и за спиной различались темные крылья. И сказал Он, обратившись к шаману:
- Я Белиар, и таким меня следует знать детям моим и рабам мне подвластным. Те, кто были передо мною - Иннос и Аданос, а знать их ни тебе, ни таким как ты необязательно.
Сказав так, Белиар смеялся опять, после чего продолжил теперь уже со строгостью в речах:
- В Слове моём нет ненависти, как нет её и в служении мне. А кто мыслит и делает по-другому, не мне служит, а Тени и разладу.
После Белиар расправил за спиной крылья, что заслонили всё небо, и тем погасил сумрак. И когда сумрак погас, понял Ур-Шак, что глаза его закрыты, и открыл их. Открыв, решил, что сошел с ума и сомкнул снова, привалившись спиной к шершавому камню и охватив голову руками.
Так он сидел долго, и, прежде чем снова поднял веки, уснул глубоким сном. И неведомо, что ему снилось, только проснувшись, он уже ничему не удивлялся.
Ведь, если подумать, это изгнание было неизбежным. Богохульнику не место в закрытом городе. Ему место - в желудке хищника или в шахте - в рабстве у людей.
Похоже, в эти руины, где он провел ночь, редко забредают и те и другие. Чем не убежище? Пожалуй, тут он и останется. Ему сейчас нужен покой, нужно уединение. Есть над чем подумать. Слишком странным был посетивший его сон…
Глава шестая
… Все изначальные вышли из Великого Потока, пробужденные к жизни без предначертанья, которое бы они знали. И потому направились они к верховьям, чтобы познать многое и обрести силу творить миры, поскольку окружающая Пустота их тяготила. Среди них был Иннос, владыка и творец сущего, окружающего нас. Но он был один из множества, посему миры, наполненные всякими существами тоже множественны, и может быть, неисчислимы.
Нельзя сказать, долог ли был путь к верховьям Потока, только изначальные пришли к началу его, когда Тот, чей разум пробудил их к жизни, спал. И поняли они, что сами есть порождения его снов. Он был подобен ребенку в колыбели, потому как Его тихо качали воды Потока там, где сам Поток начинается ручьем. Вскоре Дитя разомкнуло веки, ибо пришедшие не умели хранить истинной тишины, так что даже мысли их, казалось, издавали скрежет. И проснувшись, Ребёнок узнал их и приветствовал по-своему, а они вопрошали Его о силе и жизни, и где взять свет. Смеялся на те слова Ребёнок, ибо речи их казались Ему забавны, и в том смехе рождалась сила, которая вошла в изначальных. Ощутив в себе перемену, они смотрелись в гладь Потока, ставшую зеркальной, как будто ища в лицах своих новые черты, и тогда только узрели, что из глазниц их струится свет. И поняли они, что с рождения носили в себе каждый частицу света, и того света довольно, чтобы зажигать звезды.
- Ещё вы вопрошали о жизни, - говорил им Ребёнок, - на то отвечу, что жизнь заключена в Потоке, и всё, что в нём пребывает - живо, а что пребудет - оживет. Я и Он - суть одно и то же, и всякий говорящий со мной, говорит с Ним. Мне и ему начертано одно имя, а имя то - Междумирок, ибо мы свяжем воедино все грядущие миры и все жизни, и будем их пронизывать, так что понимающий основы узнает нас во всяком малом ручье или великой реке и почует в дуновении ветра.
И сказав так, Он продолжил:
- Все вы пришли к верховьям путем Пустоты, ибо следовали по берегам Потока, а не брели с трудом против его вод. И посему вам теперь не дано обращать реки вспять, и что это значит, вы поймете позднее. А кроме того, каждого из вас Пустота украдкой обременила Тенью, и прежде чем творить миры вам должно одолеть свои Тени и отделить их от себя.
И сказав так, Междумирок сам как бы потек прозрачными струями и растворился в Потоке.
Неведомо, как было с другими, а только Иннос, услышав то, что его обрадовало, занялся своими мыслями и не расслышал, что было сказано в конце. И потому он сразу шагнул в Поток, где начал творить, а Тень ползла за ним и цеплялась, и путала поступь, и уродливо повторяла движенья, и коверкала слова. Иннос же думал, что это течения вяжут его и эхо вторит его стихам, и только случайно обернувшись узрел Тень и понял, что случилось. Тогда он вместо чтоб вступить в противоборство, разделил себя, а потом ешё раз в надежде, что Тень отцепится. Но тем лишь дал ей свободу выбирать, и она прицепилась к Белиару, ибо всякую тень труднее разглядеть во тьме, нежели на свету. Тогда поняли Иннос, Аданос и Белиар, что теперь они не в силах одолеть Тень и отделить её, поскольку даже втроём не являли уже единой сущности и каждый имел своё. Тень же знала Инноса до разделения, а потому была для них неуязвима. Тогда сказала им Тень:
- Узнают во мне каждого из вас, где и когда захочу, а ваши слуги станут моими.
Твоими устами, Иннос, сотворю неправый суд, и осудят невинных, и чистое станут очищать огнем, а замарают сажей и превратят в угли.
Твоими устами, Белиар, велю мертвым искать места среди живых, а демонам твоим внушу, что они сами - владыки и достойны поклонения, аки боги. И уйдут твари всякие из-под пяты твоей, и станут искать себе владений, а я дарую им силу сверх той, что имеют, и всё твоим именем.
Твоими устами, Аданос, буду говорить на то, и на другое, что так и должно, и будет в том великое равнодушие, и слуги твои всегда будут медлить, и ходить везде с моими весами и мерить моею мерой.
Так оно и стало, и Боги искали от Тени избавления, но не могли найти, а Тень делала своё, и воцарились в мире разлад и смятенье.
Всё это было и есть, а будущее сокрыто во тьме. Но временами, когда тьма отступает, можно увидеть вот что.
Из числа людей выйдет один, в ком поселится пустота. И станет она пожирать его изнутри, покуда не оставит одну оболочку, и не будет сродни той Пустоте, где протекает Поток. И тогда, с первым глотком воды в человека войдет Междумирок, потому что Он не допускает Пустоты в Потоке, и заполнит его всего, и Сам станет этим человеком.
Тогда возрадуются боги, поскольку это будет тот, кто изначально вмещал в себе все их сущности, только в обличье человека. И Тень не узнает Его, но, чувствуя в мире новую силу, начнет искать, чтобы поработить или уничтожить. И погибнут её сильнейшие слуги, посланные против Него, и Тень явится сама. Тогда Междумирок позволит трем богам войти в себя и на время обрести единую сущность, чтобы самим сразиться с Тенью и отделить её. Тогда Тень будет повержена, и у неё отнимут обличья и власть менять устройство мира в угоду себе. А сотворённый в мире разлад не уменьшится, но и преумножаться сам по себе уже не сможет.
После Междумирок оставит человека. Но тот уже не будет, как прежде, вместилищем пустоты, а прочее про него неведомо…
***
Человек отложил тетрадь и закрыл глаза, привалившись спиной к шершавому камню, теплому от полуденного солнца. Так он сидел долго, и, прежде чем снова поднял веки, уснул глубоким сном. И неведомо, что ему снилось…
А разбудила его боль в подмышках от рывка вверх. В голове быстро прояснилось, пронеслась мысль, о том, что задремать под стражей во время оглашения приговора - это, пожалуй, забавно, хотя и неуместно. Впрочем, зачитываемая форма оказалась типичной, так что вряд ли в ближайшее время его ожидает что-то особенное:
- Именем короля Робара Второго… я приговариваю этого каторжника к…
